Вот как описывает Феликс Юсупов 22 июня 1908 года во дворце на Мойке:
«Утром мой лакей Иван вбежал ко мне: «Идите скорее, ваше сиятельство, случилось ужасное несчастье!»
Охваченный страшным предчувствием, я выпрыгнул из кровати и побежал к матери. На лестнице толпились слуги с искаженными лицами, но никто не отвечал на мои вопросы. Раздирающие крики раздавались из комнаты отца.
Я вошел и увидел его, очень бледного, перед носилками, где было распростерто тело Николая. Мать, стоявшая перед ним на коленях, казалась лишившейся рассудка.
Мы с большим трудом оторвали ее от тела сына и уложили в постель. Немного успокоившись, она позвала меня, но, увидев, приняла за брата. Это была невыносимая сцена, заставившая меня похолодеть от горя и ужаса. Затем мать впала в прострацию. Когда она пришла в себя, то не отпускала меня ни на секунду».
...Было что-то чудовищное в буйном июньском цветении в Архангельском и черной процессии, что двигалась к мраморной усыпальнице. Ее отстроили совсем недавно, но и в страшном сне не могло присниться отцу с матерью, что первым под мраморный свод ляжет их сын.
* * *
Прошло лето. Осень. В тот год снег выпал рано, в ноябре. Пора было перебираться в город, а Зинаида Николаевна все не находила сил покинуть Архангельское. Феликсу она пишет: «Могила хорошо устроена, и впечатление такое же спокойное, светлое, утешительное!..» Княгиня зовет сына к себе. И понятно почему — с гибелью Николая в ней поселился суеверный страх. Ей необходимо постоянное общение с сыном, и она пишет ему часто, делясь мельчайшими подробностями своей подраненной жизни... Всякий раз рука, привыкшая выводить: «Милые мои дети!», вздрагивает на строке «Дорогой мой мальчик». Отныне и навсегда Феликс останется самым близким человеком для княгини. Сын ответит ей тем же. Их духовная связь, общность вкусов сквозит и в большом, и в малом. Зинаида Николаевна, например, просит сына, находящегося в Париже, выбирать для нее шляпки, туфли. Обсуждает, разумеется, и куда более важные проблемы, иногда, опасаясь перлюстрации, прибегает к иносказаниям, намекам, будучи уверенной, что сын ее поймет.
В мемуарной литературе не так уж много внимания уделено матерям. Как правило, они остаются в воспоминаниях, а дальше их образы как бы отходят на второй план, растворяются, чтобы уступить место молодым подругам выросших сыновей.
В семье Юсуповых получилось по-иному. Кажется, в жизни младшего сына Зинаиды Николаевны не было женщины, которой бы он восхищался более, чем ею. Для Феликса Феликсовича-младшего мать — первый и самый надежный друг. Идеал нравственности и идеал эстетический. Уже будучи совсем пожилым человеком, он вспоминает то чувство восторга, которое вызывала у него красота матери, — чувство, не притуплявшееся никогда. Вечно молодая, прекрасная, она стояла у него перед глазами: «Особенно я помню платье из бархата абрикосового цвета, дополненное соболем... Чтобы дополнить этот туалет, она выбрала украшение из бриллиантов и черного жемчуга».