Аккуратный и педантичный, Шарль-Генрих на протяжении многих лет вел дневник с реестром отправленных им на тот свет, а также записывал личные впечатления от казней.
Сансон далеко не всегда давал волю своему перу. Но о казни Шарлотты Корде он оставил весьма подробные записи. Это и понятно: мужество, с которым эта девушка держалась в свой последний час, не оставило равнодушным этого человека, немало повидавшего смертей на своем веку.
...Шарлотта поняла, зачем принесли ножницы. Она сама сняла чепчик, и длинные светло-каштановые волосы покрыли ее плечи и спину. Девушка дала знать, что готова, и Сансон обрезал их. Он признавался, что очень нервничал. Это был как раз тот случай, когда кротость и спокойствие жертвы труднее перенести, чем неистовство.
Часть волос Шарлотта отдала художнику, другие же послала жене начальника тюрьмы, которая, как и ее муж, сочувственно относилась к узнице. Затем она сама надела красную рубаху. Видя, что Сансон собирается связать ей руки, она обратилась к нему:
— Нельзя ли надеть перчатки? Во время ареста мне так скрутили руки, что ссадины до сих пор кровоточат.
— Вы можете поступать, как сочтете нужным, — учтиво ответил тот, — но со своей стороны считаю эту предосторожность излишней. Я свяжу вам руки, не причинив ни малейшей боли.
— Ах, впрочем, перчатки, кажется, теперь не приняты.
И Шарлотта с улыбкой протянула руки...
* * *
Наконец Шарлотта и палач уселись в телегу. В ней стояли два кресла. Сансон предложил осужденной сесть, но она всю дорогу до эшафота продолжала стоять, чуть покачиваясь от тряски. Шел дождь, но народу на улице было много. Те, кто оказывался вблизи телеги, потрясали кулаками, осыпали ее насмешками и ругательствами.
Когда они проезжали по улице Сент-Оноре, Сансон заметил в окнах одного из домов главных лиц Революции: Робеспьера, Демулена, Дантона. Они внимательно рассматривали девушку, стоявшую, словно изваяние, в мокром, прилипшем к телу одеянии.
«Я сам поминутно оборачивался к Шарлотте Корде, — писал Шарль-Генрих Сансон, — и чем больше я вглядывался, тем больше хотелось глядеть на нее. Как ни поразительна была красота осужденной, но не это обстоятельство привлекло мое внимание. Мне казалось невозможным, чтобы осужденная до конца могла сохранить тот невозмутимый, мужественный вид, который она имела. Мне хотелось подметить в ней хоть какой-нибудь след того малодушия, которое я постоянно замечал у других. При этом, не знаю почему, но всякий раз, как я оборачивался и оглядывался на нее, невольная дрожь пробегала у меня по телу при взгляде на неколебимость осужденной. Между тем то, что мне казалось невозможным, Шарлотта Корде выдержала все до конца».