Сколько разных лиц, опасных и искусительных житейских ситуаций возникало на ее пути! Легко ли с него не сбиться?
Веригин не сомневался в доступности красивой турчанки и потому, оговорив ее перед Щепкиным, особого греха за собой не чувствовал. К тому же, в бытность свою учителем у Салаговых, он испытал на себе неприязнь Алены. Прямодушная, не терпящая несправедливости, она открыто возмущалась грубым обращением с мальчиками Салаговыми, у которых Веригин тогда был учителем. В конце концов Веригина прогнали. Он оказался в берейторах и теперь, вспомнив прошлое, не упустил случая расквитаться.
И просчитался. Более того, оказался невольным благодетелем двух людей, как будто созданных друг для друга. Один только прелестный облик Алены, ее спокойствие и достоинство, с которым она себя держала, для Михаила тотчас свели на нет гнусные байки Веригина.
...Они влюбились друг в друга в первую же встречу, хотя, как Елена Дмитриевна говорила: «Я того не показывала». Зато Михаил был весь как на ладони, и стоило гостям уехать восвояси, как в доме Чаликовых стали говорить, что, мол, дело яснее ясного — приглянулась она Щепкину.
Между тем молодые люди, зависимые от желаний и прихотей своих хозяев, виделись очень редко. Елена Дмитриевна точно помнила — за два года четыре раза. Зато каждая встреча становилась событием. Однажды случилось им быть вместе на святочных посиделках, когда так кстати задуло свечу и Михаил, воспользовавшись темнотой, чмокнул ее в щеку. В другой раз он подарил ей две банки помады. И вот как-то Алена увидела Михаила на сцене. Он играл в маленьком провинциальном театре, и все, что там происходило, необычайно ее заинтересовало. Ах, какие тут говорили слова: любовь! страсть! измена! На глаза у зрителей наворачивались слезы. И у нее тоже. Особенно Алене понравился Щепкин.
Однажды девушке повезло, и ей удалось увидеть Петербург, где она побывала на настоящем придворном маскараде и вообще разных развлечений попробовала — качелей, горок. Но все это было несравнимо с театром. Петербургская сцена потрясла ее, и ничто для нее в этом городе более не существовало. Люди, бывшие с нею, пожимали плечами: «Живши семь лет в деревне, в глуши, приехавши в столицу, где все увеселения, ей, кроме театра, ничего не нравится!»
Но театр в ее душе теперь накрепко соединился со светлоглазым, живым и веселым молодым человеком, который писал ей письма с теми самыми словами, которые безотказно действуют на женское сердце вот уже не один век.
...Между тем об одном Щепкин умалчивал, все оттягивая и оттягивая тяжелое признание. Михаил боялся сказать своей ненаглядной турчанке, что он крепостной. Это сразу обозначило бы между ними расстояние, как от земли до неба. Выйдя за него, Алена становилась тоже крепостной. И граф Волькенштейн волен... Ах, разве он, играя слугу Розмарина в сумароковской «Вздорщице», не восклицал да и в жизни не видывал: «Стегают и людей без вины иные господа, да и продают их так же, как и лошадей...»!