Словно по какому-то тайному договору с давно отошедшей в небытие мастерицей любовной науки, в салоне Мари дремали дивные коллекции изящных вещей, которые в свое время так занимали мадам Помпадур. Редкие шедевры основанной ею фабрики в Севре, тонкий саксонский фарфор с куртуазными рисунками, грациозные кокетливые статуэтки, флорентийская бронза в шкафах Буля.
Здесь пели райские птицы, лишенные возможности из-за вызолоченных клеток оказаться на ветвях редкостных растений в кадках из полированного дерева.
В гостиной свет люстр дробился и множился в венецианских зеркалах, развешанных так, что создавалась иллюзия бесконечности пространства. Драгоценные гобелены несколько усмиряли это буйство огней и отражений. Мебель красного дерева дополняли светильники, литые фигуры из чистого серебра. Здесь стоял великолепный рояль «Плейель» из ценнейших пород дерева и с клавишами из слоновой кости: Мари нередко развлекала гостей вальсами и баркаролами.
Главным местом среди всего великолепия, неким алтарем в храме любви, была гигантская кровать причудливой формы из розового дерева с ножками, изображавшими фавнов и вакханок. Словно бутон с раскрывшимися лепестками, лежащий на траве, покоилась она на огромном, во всю спальню, ковре с растительным орнаментом.
В будуаре со стенами, затянутыми китайским шелком, стоял столик с семью ящичками. Это был подарок Мари от семи любовников, которые, не имея средств одним махом купить ее ночи, добыли себе право на розовую кровать как бы в рассрочку. Сбросившись всемером, каждый из них мог раз в неделю навещать дом на бульваре Мадлен.
Но был человек, богатство которого позволило ему приобрести для Мари всю эту роскошь. И в сущности, именно ему по праву покупателя принадлежало в этой квартире все: от фарфоровой птички на часах мадам Помпадур до самой Мари Дюплесси.
...С графом Штакельбергом Мари познакомилась, когда ей исполнилось двадцать лет и она, самая элегантная, утонченная, манящая и пугающая дива, была живой достопримечательностью Парижа.
Восьмидесятилетний граф, в прошлом российский посланник в Вене, на склоне лет осел в Европе, где, всем пресыщенный и все повидавший, не находил применения своему громадному состоянию. Он был женат, но его брак выродился в чистую условность, впрочем им соблюдаемую. Штакельберг вообще был человеком традиций, закостенелым в аристократических предрассудках, и говорили, что на его званых вечерах гости неукоснительно рассаживались согласно своим титулам.
Мари в его жизни стала исключением из правил, последним щемящим чувством, в жертву которому Штакельберг принес все, даже собственное достоинство. Он отлично знал, что поторопился родиться и не мог дать Мари той любви, которой требовала ее чувственная и романтическая натура. Не желая становиться жертвой неотвратимого обмана, Штакельберг оставил право обитательнице особняка на бульваре Мадлен иметь стольких и таких любовников, какие ей будет угодно.