«Я шел по коридору, когда дверь одной из лож бенуара отворилась, и я почувствовал, что меня хватают за фалды фрака. Оборачиваюсь. Вижу — Александр.
— Ах, это ты! Здравствуй, голубчик!
— Войдите в ложу, господин отец.
— Ты не один?
— Вот именно. Закрой глаза, а теперь просунь голову в щелку, не бойся, ничего худого с тобой не случится.
И действительно, не успел я закрыть глаза и просунуть голову в дверь, как к моим губам прижались чьи-то трепещущие, лихорадочно горячие губы. Я открыл глаза.
В ложе была прелестная молодая женщина лет двадцати-двадцати двух. Она-то и наградила меня этой отнюдь не дочерней лаской. Я узнал ее, так как до этого видел несколько раз в ложах авансцены. Это была Мари Дюплесси, дама с камелиями...
В этот день я в первый раз целовал Мари Дюплесси. В тот день я видел ее в последний раз».
И этот взгляд был пристальным и нежным. Благодаря ему до нас дошел словесный портрет двадцатилетней «дамы с камелиями», написанный творцом «д'Артаньяна» и «Графа Монтекристо».
«Она была высокой, очень изящной брюнеткой с бело-розовой кожей. Голова у нее была маленькая, глаза миндалевидные, словно подведенные эмалью, что делало ее похожей на японку, но они всегда искрились жизнью. Ее губы были краснее вишни, а зубы — во всем мире не сыскать таких прелестных. Вся она напоминала статуэтку из саксонского фарфора».
Примечательно, что даже женщины, чья оценка часто бывает беспощадной, с неменьшим восторгом описывали внешность Мари. «Она обладала несравненным обаянием, — писала примадонна театра «Варьете». — Она была очень изящна, почти худа, но при этом удивительно грациозна... она имела ангельский овал лица; ее темные глаза выражали ласкающую томность; цвет лица ее был ослепительным. Но самым замечательным в ней были ее волосы. О эти восхитительные, шелковистые, темные волосы!»
Мари тщательно оберегала свою красоту. Мало того, она приумножала ее врожденным вкусом, умением одеваться. Ничего вульгарного, вызывающего, ничего лишнего, что обычно выдавало дам полусвета.
«...Мы свободно могли рассмотреть ее всю, начиная с вышивки ее юбки и кончая локонами прически, — пишет известный журналист, член Академии Жюль Жанен, для которого каждая мимолетная встреча с Дюплесси становилась событием. — Ее рука в перчатке была похожа на картинку, ее носовой платок был искусно обшит королевскими кружевами; в ушах у нее были две жемчужины, которым могла позавидовать любая королева. Она так носила все эти вещи, как будто родилась в шелку и бархате... Ее манеры гармонировали с разговором, мысль — с улыбкой, туалет — с внешностью, и трудно было бы отыскать на самых верхах общества личность, так гармонировавшую со своими украшениями, костюмами и речами».