Надя шла по заснеженным огородам, косясь по сторонам, постоянно проваливаясь в борозды, незаметные под белым покрывалом. Невероятному везению объяснения не искала, будучи неопытной в военном искусстве. Без приключений вышла из деревни, никем не остановленная и никто за ней не гнался следом. Казалось, ни немцам, ни полицаям до неё дела не было.
Объяснение пришло в виде целой группы полицаев и немецких солдат, ворвавшихся через полчаса после её возвращения в дом, где мучился Фёдор. На их счастье у них не нашли оружия, а Фёдор был в таком состоянии, что не только не походил на партизана, но и был в полуживом состоянии.
-Ну? - коротко спросил полицай, переведя слова главного немца.
-Муж мой, муж! - заторопилась Надя. - Болеет, вот, ходила за лекарством!
-А что не в деревне живёте? Прячетесь?
-Что вы! Мы не хотим стеснять родственников! - неожиданно для себя вдохновенно соврала Надя. - Больного-то кому ж надо из родных? Боятся, что помрёт, а зимой хоронить-то неохота.
-А кто родственники? - с недоверием спросил полицай. Надя выдержала паузу, готовясь к самому худшему, но на её счастье другой полицай перевёл приказ немецкого офицера возвращаться. Немец, по-всему, был доволен, что партизан не оказалось и рисковать жизнью не пришлось. Полицай махнул рукой товарищу и процедил:
-Да чёрт с ними! Не тащить же эту развалину на допрос. А баба никуда не денется. Нет партизан и ладно.
Надя долго сидела над неподвижно лежавшим на полу Фёдором. Руки её дрожали от пережитого страха. Она даже не знала, кого бы записала в родственники, если бы полицаи продолжали допытываться и дальше. У хозяина крайней избы родня, наверно, была известна всей деревне.
Матрёна, которая не боялась смерти, выпроводила её тоже поспешно из дома. Старик, который не отдал ружьё, не был знаком с нею. И больше она никого не знала. Народ боялся, как она поняла, не столько немцев, сколько полицаев, биографии которых были испорчены этой советской властью.
Многие, если и не были сосланы, как кулаки, были разорены раскулачиванием и ненавидели коммунистов. Война всех поставила на свои места. Кто-то мог прожить до конца дней своих, затаив злобу и на власть, и на исполнителей её законов.
Фёдор, наконец, пошевелился, открыл глаза, мутным, непонимающим взглядом упёрся в Надины стоптанные валенки. Она потрясла легонько его за плечо:
-Очнулся, Феденька? А я принесла лекарство! Сейчас затоплю печку, заварю травку, попьёшь и станет легче.
Надя и в самом деле верила старухе, надеясь, что вот её товарищ встанет, улыбнётся и, как ни в чём ни бывало, будет рассказывать какую-нибудь историю, укорачивая этим длинные вечерние часы.