Но Фёдор не встал ни в этот вечер, ни в следующие. Он просто угасал, становясь всё худее, хотя и до этого обострения болезни не отличался упитанностью. Жуткие провалы щёк не обещали ничего хорошего. Глаза его провалились, движения были вялыми, и Наде было непонятно, как вытащить его из когтей старухи с косой, которая по ночам снилась ей всё чаще.
В деревню она теперь ходила не таясь, зачастила к знахарке, которая, видя равнодушие немцев к гостье, не стала её приходов остерегаться. Помощь старухи была не такой уж существенной, но как говорится, важно сочувствие.
В декабре, когда она однажды задержалась в деревне из-за неожиданной метели до утра следующего дня у сердобольной Матрёны, Фёдор не только встал с постели, но и истопил печь, чтобы не замёрзнуть. А утром ещё и встретил Надю но полдороге в лесу. Радость её была неописуемой! Она опять тащила санки, в которых кроме картошки ничего не было, но это её не огорчало нисколько. Столько дали добрые люди, сами жующие то, от чего отказывались квартирующие немцы.
Глупые немцы сожрали куриц, лишившись при этом яиц. Петушиные вопли по утрам не разносил морозный воздух, пустолайки деревенские не перетявкивались, застреленные в первые же дни. Единственным фактом было мирное сосуществование завоевателей и бывших колхозников советской деревни из-за отсутствия партизан. Но надолго ли этот мир мог просуществовать, никто из жителей не мог знать.
Фёдору всё же помогло лекарство Матрёны-целительницы. Надя ухитрилась спирт споить ему за четыре раза и то потому только, что Фёдор потерял желание радоваться. Иногда он вспоминал с сожалением, что отказался в мирное время от операции. Он поправлялся неохотно и долго.
Надя уже знала, что Фёдор мог на фронт не пойти из-за язвы желудка. Но она тогда бы никогда не встретилась с ним. Она просто радовалась, что не одна в этом доме, что война где-то далеко. Её успокаивало, что Фёдор не может воевать не потому, что не хочет, а потому, что не может. Весной они посадят эти картофельные очистки, и может быть, что-нибудь вырастет к осени, и они заживут ни шатко, ни валко.
Только бы война их дом не сожгла, да воюющие стороны не задели.
Хотелось верить, что тут, в лесном урочище, в соседстве с волками, можно было надеяться на чудо - какую-нибудь мирную жизнь!