Единственный человек опечален был глубоко и сильно случившимся. Это — Лузиньян, король Кипрский. Мучительно ломал он свою старую голову! Куда же в самом деле могла так надолго, не оставив по себе никакой весточки, запропасть его милая Корделия? Сначала мелькнуло даже, не уехала ли она, подгоняемая тоской по любимому человеку, на позиции к Загорскому? Но Лузиньян тотчас же откинул эту мысль. Какой вздор! Во-первых, она исчезла более чем налегке, — так не ездят на фронт, — а во-вторых, она предупредила бы его. Нет, здесь что-то другое, совсем другое, необъяснимое…
Теряясь в самых невероятных и в то же время далеких от истины догадках, король Кипрский сознавал лишь одно, что с исчезновением Забугиной, — Бог знает, вернется ли она, — он остался одиноким, совсем одиноким и на белом свете, и в этом холодном каменном Петербурге, который всегда был ему чужим и чуждым и где гримаса судьбы определила ему закончить свой, теперь уже недолгий, век.
Девичья комната Веры наполнилась грубыми людьми. Развязно стучали тяжелыми сапогами городовые, дворники, околоточные, отечественный пинкертон в потертом пальто, с лоснящейся, утыканной рябинами физиономией. Все как полагается.
У подъезда «Северного сияния» остановился мотор. Вышла, богато и крикливо одетая молодая особа в громадной шляпе с дорогим эсцри. Особу сопровождал плотный краснолицый мужчина с бычачьим затылком, низким лбом, скуластый, с бульдожьей челюстью. Это — Анна Клавдиевна Забугина и ее друг Калибанов, темная личность, без определенных занятий. Он жил на ее счет и тратил деньги.
Парочка вошла в комнату Веры. Околоточный спросил:.
— Виноват-с, имеете какое-либо отношение?
— К сожалению, да, — бросила ему Анна Клавдиевна, — к сожалению, да! Я имею несчастье быть сестрой этой непутевой, развратной девчонки… Что с нею, господин околоточный? Она убита, покончила с собой?
— Не могу знать, сударыня, еще неизвестно. К разысканию будут приняты все меры.
— Никаких записок не оставила?
— Ничего-с, ровно ничего-с.
— Пойдем, нам нечего делать больше в этих меблирашках! — фыркнула Забугина, покидая вместе со своим кавалером комнату.
На лестнице Анна тихо сказала Калибанову: — Видишь, сама судьба за нас, она исчезла навсегда. Нам не страшны теперь никакие процессы…
— Остается пожелать счастливой дороги на тот свет! — расхохотался Калибанов, сейчас более чем когда-нибудь похожий на бульдога.
Парочка, подхваченная автомобилем, умчалась на Корскую.
Итак, Лузиньян, король Кипрский, затосковал. И было отчего. За короткое время он лишился двух, друзей. Поехал далеко на войну этот милый, изящный Загорский, и вот прошел какой-нибудь месяц, исчезла его Корделия. Осиротел старый Лузиньян. Дни за днями идут, а девушки нет как нет. И так фантастично ее внезапное исчезновение; что порою Лузиньян спрашивает себя: «Да полно, была ли на самом деле его Корделия, или, может быть, какой-то лучистый, ласковый призрак, теперь сгинувший, смотрел на него ясными серо-голубыми глазами, так внимательно готовил ему вкусный кофе».