Корещенко повторил.
— Семьсот одиннадцать пятьдесят девять… Уехали.
Автомобиль остановился у главного подъезда, рядом с которым был другой, незаметный, маленький. Швейцар, осанистый, в медалях и крестах, бросился высаживать Мясникова. Вслед за Мясниковым Владимир Васильевич нес тяжелую, туго набитую картонами и чертежами папку.
— Возьми, Дементий, — приказал Мясников швейцару.
Глубокий вестибюль с камином, колоннами, сводчатым куполом. Широкий малиновый ковер, перехваченный медными прутьями, оттенял бело-мраморную лестницу. Какие-то чиновники, какие-то курьеры в сюртуках с металлическими пуговицами. Мясников с видом вполне свосго здесь человека уверенно шел вперед, оставляя позади целые анфилады комнат… И вот они в гостиной, относительно небольшой, но в средней частной квартире это была бы громаднейшая комната.
Здесь уже сидело за круглым столом несколько мужчин и дам. Корещенко узнал Елену Матвеевну, хотя не был с нею знаком.
И первое впечатление было: «Какая холодная, какая она вся холодная!» И рука холеная, бледная, тоже холодная.
Елена Матвеевна давным-давно успела забыть и растерять свое прошлое… То самое прошлое, на которое намекал Шацкий. В темном, очень простом и очень дорогом туалете, высокая, с крупными, бело-воскового цвета чертами, напоминала владетельную герцогиню, — столько было величия во всей фигуре и так она владела своим черепаховым лорнетом на тончайшей, искусной работы золотой цепочке. Лихолетьева познакомила Корещенку с мужчинами.
— Садитесь, Владимир Васильевич, очень рада… Я люблю талантливых людей, в особенности, как вы, делающих такие технические завоевания… Родина так теперь нуждается в них. Что же, господа, приступим.
Корещенко развязал тесемки туго набитой папки, Мясников ходил вокруг стола, покручивая свои мышиные хвостики.
Корещенко раскладывал чертежи… Здесь и общий вид на воде, тронутый для большей наглядности акварелью, и двигатели, разработанные детали, подробности механизма…
Господин средних лет в черном сюртуке, в очках, с бородкой, особенно заинтересовался чертежами. С трудом говоря по-русски и думая на каком-то другом языке, задавал он Корещенке вопросы, задавал как специалист.
Откуда-то из глубины донесся телефон.
— Я узнаю, — сказал Мясников.
Через минуту вернулся.
— Владимир Васильевич, вас просят. Корещенко поморщился.
— Елена Матвеевна, разрешите?
Разрешение последовало.
Мясников проводил Корещенку через три комнаты в четвертую, обставленную по-казенному, с телефонной будкой.
— Пожалуйста, я вас покараулю, а то вы не найдете дороги.