— Ах, ваша любовь! — передернула плечами Елена Матвеевна. — Я вне себя, буквально вне себя!
— Но что же такое… Господи! Приказывайте, все будет сделано, будет исполнено…
— Вы сами должны чувствовать… видели соболя этой жидовки?
— А!.. Вы бы сразу сказали… Завтра же будут у вас такие соболя, — сама Айзенштадтиха лопнет от зависти!
— Благодарю! Теперь поздно, Аршак Давыдович, поздно… Аршак — до чего противное имя… Аршак — ишак…
— За что вы меня оскорбляете? Меня, который готов целовать ваши следы…
Хачатуров упал на колени и, омерзительно напоминая чудовищного краба, подполз к Лихолетьевой. Не успела она отшатнуться, схватил душистый подол ее платья и, уткнув в обшитую кружевом мякоть свой гигантский нос, припал губами.
Носком туфельки она ударила его в грудь.
— Встаньте… Встаньте же! Вы отвратительны… Встаньте же, сумасшедший… Сюда, слышите, идут…
— Леночка, можно? — послышался из-за портьеры голос Андрея Тарасовича.
— Конечно, можно, что за вопрос? У меня с Аршаком Давидовичем, нет никаких секретов.
А между тем Лихолетьев думал, что именно с Аршаком Давыдовичем имеются какие-то секреты у его жены. Словом, старик безумно ревновал свою Леночку, в которую был влюблен последним чувством, пылким, страстным, как самое мальчишеское.
Чрезвычайно одобрив последний анекдот Железноградова, Андрей Тарасович вышел вместе с банкиром «на склад». Но там не оказалось жены. Вместе с ней исчез и Хачатуров. Старик бросился по горячим следам. И вот всегда восково-бледная такая Леночка порозовела от какой-то непонятной ему причины, а нефтяной крез смущенно обмахивает платком свои дряблые острые коленки.
— Я хотел узнать, друг мой, ты скоро позовешь нас к чаю?
— Скоро, скоро… сию минуту.
Лихолетьев с укоризной смотрел на жену. Елена Матвеевна медленно подошла к нему, гипнотизируя взглядом, нежно-обволакивающим. И он сразу оттаял. Она провела холеной рукой своей по его глянцевитой лысине.
— Ах ты, мой дурачок!
Он с пухлым блаженным лицом, сладко зажмурившись, поймал ее руку и стал сочно выцеловывать каждый пальчик.
Ревнивый зверь смирился под мягким шелковым хлыстом опытной укротительницы.
— Довольно нежностей! Пойдем пить чай…
В столовую «под темный дуб» приглашались только избранные. Публику попроще обносили чаем «на складе». А в задних комнатах, где шилось белье, чая совсем не полагалось.
В столовой сидела за самоваром Августа Францевна, бесцветное, гладко причесанное существо — компаньонка Елены Матвеевны.
Железноградов, набив себе полный рот печеньем, разглагольствовал во всеуслышанье:
— Господа, внимание! Аттансион! Не за горами праздник Рождества Христова. Наши герои-солдатики, наши святые защитники ждут теплых вещей. Я лично сам везу три вагона. Я сам буду свой собственный уполномоченный! Я уже заказал форму… Буду раздавать в окопах, на самых передовых позициях.