Точно также вице-канцлер Кочубей в заключительном слове повторил сказанное в докладе о невозможности для России распространять свои границы, которые и так изнурительно защищать, затем он подчеркнул несправедливость присоединения Грузии с точки зрения начал наследственной монархии, а в Грузии цари правят именно наследственно, а не по избранию; раз представители династии не только не отрекаются от своих прав, но даже настаивают на них[183], то присоединение Грузии было бы «насильство, их наследному праву над Грузией учиненное». Поэтому граф полагает сохранить Грузию на положении вассальном, как было при Екатерине II; задачи покровительства и интересы России будут обеспечены войсками и полномочным от Высочайшего двора, который будет иметь попечение и о мире и тишине среди членов царской фамилии.
Но ни политические доводы, ни указания на неприкосновенность династических прав не поколебали давно сложившегося решения сильных людей. Большинство Совета решило утвердительно вопрос о присоединении Грузии, а Императору было угодно дать свою высокую санкцию мнению Государственного совета[184].
VI
Пока вопрос о Грузии обсуждался в Государственном совете, грузинские уполномоченные до последней минуты старались добиться того, чтобы добровольное по существу присоединение Грузии было и по форме действительно таким. В апреле 1801 г. подана была пространная нота[185], в которой они утверждали, что все сословия Грузии имеют твердое желание вступить в подданство Империи, непосредственно под ее законы; они просили императора Александра — и этого желали особенно настойчиво, — чтобы совершившееся уже принятие в подданство утвердить торжественным обоюдным актом[186]. Они по-прежнему ходатайствовали, чтобы кто-нибудь из царевичей был царем в Грузии[187], т. е. назывался бы там царем, а в России именовался бы императорским наместником; управлял бы совместно с российским вельможей, который имел бы второе после царя место; точно также и в учреждениях быть первым грузинам, вторым — русским чиновникам (п. 2-й).
Вообще же они желали, чтобы все мероприятия касательно устроения Грузии принимались бы с их совета и согласия, как представителей добровольно присоединяющегося грузинского народа.
Но как обсуждение вопроса о Грузии в Совете, так и выработка организационных актов (по устройству управления в Грузии) происходила помимо всякого их участия[188].
В конце 1801 г. все трое грузинских уполномоченных удостоились представления Государю Императору, «но отнюдь не на аудиенции и не в качестве посольском, ибо предмет их дипломатического звания давно уже миновал, а партикулярно, как дворяне при отъезде из столицы в свою землю», полагал тот же Государственный совет в заседании 9 декабря 1801 г.