— Пусти, старый «Медведь», говорю по-доброму. — Продолжал я бесноваться.
— Ты, щенок, еще не дорос, чтобы меня по прозвищу называть. В молодости не одному кулацкому охвостью одним махом зубы в желудок вгонял. А с тобой что? Эх, жаль…
— Что вы с ним, болваном, нянчитесь, — раздался вдруг чей-то голос в толпе. — Берите за шиворот и тащите в штаб общественников. Будет тут всякая сволочь на людей налетать. Теперь это не выйдет…
— Тащите паразита!
— Всей общественностью судить будем!..
Я был беспомощен. Я был одинок. И сознавал это. Злоба хлестала во мне через край. Изо всех сил я старался вырваться из рук, но напрасно…
Бесфамильный куда-то исчез. Наверно, сообразил. Да и что он мог тут сделать? Толпа все прибывала. Негодующие возгласы звучали отовсюду. Я сделал последнее усилие вырваться.
— Воры! Наших бьют! — крикнул я отчаянно.
Толпа хохотала.
— Ну, взяли его! — скомандовал кто-то и несколько человек понесли меня на руках. Любители бесплатных представлений радовались.
Меня привели в штаб секции общественного порядка. Вошли дежурный офицер и надзиратель. Председатель секции общественного порядка коротко доложил о случившемся.
— А вы с нарушителем беседовали? — спросил дежурный офицер.
— Еще не успел.
— Ну, поговорите, а я послушаю.
— Председатель секции общественного порядка заключенный Чапурян, — с подчеркнутой важностью представился он мне и ткнул разноцветным карандашом в общественника, дежурившего у магазина.
— Докладывай, что случилось?
Выслушав дежурного, Чапурян снова обратился ко мне:
— Да, опоздал, ахпер-джан[7]. У нас такие давно перевелись. Я тоже бывший вор. Но таких вещей себе не позволял. Такое до добра не доведет.
Я поднялся с места и пошел к выходу.
— Вернись! — крикнул Чапурян.
— Катись ты к… — процедил я сквозь зубы.
— Напрасно посылаешь, может, еще поговорить придется…
В разговор вмешался дежурный офицер:
— Значит, вам все дозволено: бить, оскорблять, нарушать порядок? Ну, нет!
Он отдал распоряжение надзирателю:
— Изолировать до прихода начальника колонии…
Меня вел надзиратель. Когда поровнялись с зданием управления колонии, я направился к парадному входу.
— Левей бери, спутал что ли? — остановился надзиратель.
— Я как-нибудь и сам знаю, где кабинет «хозяина».
— Мне не приказано вести к нему.
— Тогда я никуда не пойду. Я не сделаю ни шага, пока он сам не придет сюда.
Надзиратель начинает нетерпеливо уговаривать меня. Но я не из тех, кого легко уговорить.
— Отваливайся… пока я тебе шею не свернул. Сказал: не пойду и — баста! Пусть сам «хозяин» придет.
Откуда-то появились заключенные с красными повязками. Один из них приблизился вплотную, прислушался.