О записке Мазурова узнала вся колония.
Ночью Евгения разбудил скрежет дверного затвора. Тонкая струйка света из карманного фонарика ворвалась в неосвещенную комнатушку. Он приподнялся и увидел перед собой Везирова.
Они вышли в коридор.
— Это вы писали? — спросил майор.
— Да, я… А вы что, не верите мне? — Мазуров чуть не заплакал. — Неужели и сейчас не верите?
— Я давно вам верю, Женя, но теперь вы не трус.
— Я им никогда не был, гражданин майор, я просто рано потерял совесть…
— Мы решили перевести вас в другую колонию, Женя, там вам будет спокойней.
Евгений вздрогнул.
— Меня? В другую колонию? Ни в коем случае. Я это твердо решил. Конечно, не все от меня зависит сейчас, но вы этого не должны делать. Я вас прошу, гражданин майор…
— Но там вам будет спокойнее, Женя, поймите.
— Я знаю, вы думаете, что Бегунов со мной захочет свести счеты. Уверяю вас, ему тоже надоела эта жизнь.
— Хорошо, пусть будет по-вашему, — и майор, попрощавшись с Евгением за руку, повернулся и пошел.
Мачаберидзе не верил своим глазам. Он то вскидывал на лоб, то снова опускал на нос очки: Мазуров с профессиональным знанием дела обращался со сложным токарным станком! Резец у него плавно, безукоризненно снимал стружку за стружкой.
— Вот это да, молодец! Классный токарь… — нарочито громко сказал кто-то, так, чтобы все услышали в цехе. — Где это ты так научился?
— Жизнь научила, а я ей изменил, — ответил с улыбкой Евгений. — Да, ничего, еще не поздно все поправить.
Вокруг Мазурова собрались станочники. Такой умелой и чистой работы они давно не видели. Поверхность детали, которую обработал Евгений, блестела, в нее можно было смотреть, как в зеркало.
Евгений ехал вторые сутки, но ни на минуту еще не заснул. Почти все это время он стоял, будто прикованный к окну. Еще находясь в колонии, Мазуров решил не возвращаться домой, а уехать куда-нибудь, где никто не будет знать о его прошлом. Потом списаться с домом, перевезти на новое место семью. В последнее время Мазуров почти не вылазил из цеха. Он страшно уставал, но не отходил от станка до тех пор, пока его, попросту говоря, не оттаскивали силой. Почему-то сейчас, в поезде ему вспомнился разговор с Везировым в коридоре штрафного изолятора, где он отбывал наказание за драку с Бегуновым. Евгений уже тогда понимал, что предложение майора перейти в другую колонию было продиктовано исключительно заботой о нем. Так оно в действительности и было. Бегунов снова ввязался в драку и на этот раз был даже не один. Евгений недосчитался передних зубов. Решимость Евгения безбоязненно покончить с прошлым необычайно подняла его в глазах других. Те, кто еще недавно с презрением смотрел на него, как на «отказчика от работы», на лодыря, — в тяжелый момент, когда он оказался подмятым Бегуновым и лежал на полу с окровавленным ртом, все разом пришли к нему на помощь. Бегунов даже растерялся, дышать перестал, когда его схватили десять пар могучих рук.