Глава III. АВГУСТЕЙШАЯ КУХАРКА
Итак, в субботу дети совершили первое из ряда своих славных путешествий на волшебном ковре. Для тех, кто еще ничего не понимает в днях недели, я хочу напомнить, что на следующий день было воскресенье.
Нужно сказать, что в доме номер 18 по Кентиш-Таун-Роуд Камдентаунского района воскресенье всегда было самым настоящим праздником. Накануне папа всегда приносил домой цветы, так что воскресный стол выглядел на редкость замечательно. В ноябре он, конечно, чаще всего приносил медновато-желтые хризантемы, ибо других цветов в ноябре, как вы знаете, не бывает. Кроме того, в воскресенье на завтрак всегда подавали запеченные сосиски с гренками, а, согласитесь, после шести дней сплошных яиц, закупаемых на Кентиш-Таун-Роуд по шиллингу за дюжину, это было немалое удовольствие.
В воскресенье, о котором пойдет речь, на обед были запеченные в тесте цыплята, угощение, которое обычно припасали на случай дня рождения или какого-нибудь другого грандиозного события, а на десерт — воздушный пудинг с рисом, взбитыми сливками, апельсинами и глазурью, отведав которого, так, кажется, и воспаряешь к небесам.
После обеда папа почувствовал, как на него накатывает дремота, да и немудрено — ведь он целую неделю трудился в поте лица своего. Но он не поддался увещеваниям своего внутреннего голоса, который нашептывал ему: «Ложись и отдохни часок-другой!», и принялся возиться с Ягненком, у которого с утра открылся сильный кашель (кухарка говорила, что это «коклюшный кашель, чтоб мне сдохнуть!»), а потом сказал:
— Дети, за мной! У меня в библиотеке есть потрясающая книжка. Она называется «Золотой век», и я, пожалуй, сейчас ее вам почитаю.
Через минуту все собрались в гостиной. Мама прилегла на кушетку, заявив, что ей гораздо удобнее слушать с закрытыми глазами. Ягненок пристроился на сгибе папиного локтя, который он называл «своим креслицем», а остальные дети устроили кучу-малу на каминном коврике. Сначала им пришлось изрядно потолкаться, пристраивая поудобнее свои ноги, руки, локти, коленки, плечи и головы, но мало-помалу суматоха улеглась, и дети, задвинув на время Феникса с ковром в самый дальний уголок своей памяти (откуда их, правда, можно было извлечь при первом же удобном случае), приготовились слушать, как вдруг в дверь гостиной громко — и довольно неприязненно — постучали. Затем дверь с сердитым скрипом приоткрылась, и из темноты коридора прозвучал голос кухарки: