Так складывается, что своему давнему другу Эдуарду Лимонову, жившему у меня дома первое время после возращения из Парижа, придумавшему там же на одной из дружеских посиделок вскоре после разгрома Дома Советов и саму идею "Лимонки", сначала как еженедельной колонки в газете "Завтра", я бы сегодня посоветовал не спешить выбираться из лап ФСБ, пока не извлечь из них все для спасения рижских узников. Каждый день пребывания Эдуарда Лимонова в Лефортове в глазах всего народа обозначает теснейшую связь руководителей ФСБ с рижскими палачами. Держись, Эд, держись!
[guestbook _new_gstb]
1
2
u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random(); z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled()?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+="
"; y+="
"; y+="
18
"; d.write(y); if(!n) { d.write("
"+"!--"); } //--
19
Напишите нам 5
[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]
Владислав Шурыгин МОЙ ДРУГ ЛИМОН
Я ЗНАЮ, КАКОЙ ОН
сейчас там, в камере. Собранный, чуть флегматичный. Знаю, что по утрам он до судорог в плечах отжимается от пола, потом фыркает, обмываясь холодной водой. Знаю, что потом садится за стол и начинает писать, а если ему не дадут ручку и бумагу, то будет просто думать. Он очень быстро привыкнет к камере. Как быстро привыкал к ночлежкам, чужим квартирам, казармам и блиндажам.
Его следователи напрасно думают, что камера, тюрьма его сломают. "БА-Альшая ошибка!", как говорил герой одного фильма. Камера, неволя угнетают и переламывают того, кого выдернули из мягкого уютного быта, из домашней постели, от страстной жены, от сытного стола, от милой сердцу домашней библиотеки, шлепанцев, ванной и уютного сральника. Но у Лимона никогда ничего этого не было. И, заперев его в тюрьме, они, тюремщики, его, в сущности, ничего не лишили. Пожалуй, впервые в жизни он больше не будет ломать голову над тем, где добыть денег, чтобы заплатить за жилье и жратву. Ведь у него никогда после детства не было СВОЕГО дома. Он менял континенты, как предпенсионные фээсбэшные полковники халявную мебель. Он оставлял квартиры и роскошные особняки, лофты, студии, роомы. Я думаю, что он сам уже не сможет посчитать и вспомнить все свои временные пристанища.
И какая злая насмешка в том, что спустя несколько лет лефортовская тюрьма будет гордиться тем, что в ней "жил" поэт, писатель и революционер Лимонов. Ведь гордятся же питерские "Кресты" тем, что в их стенах "бывали" Жженов и Гумилев.