Из-за стойки высунулась часть мужской головы. Мужчина явно побаивался. Сначала появилась челка, срезающая большую часть лба, затем маленькие усики, как у австрийского капрала.
- Finnegans wake! - заорали Кэллехер и Кэффри.
- What do you say? - спросил мужчина.
- Finnegans wake! - завопили инсургенты.
- О! Я, знаете ли, - сказал Смит (так звали мужчину из таверны), - я, знаете ли, политикой не занимаюсь. Боже, спаси короля, - добавил он сдуру и с испугу.
- Вмочить ему? - предложил Кэффри.
- Командир сказал, чтобы все было корректно, - удержал его Кэллехер.
Он схватил бутылку и разбил ее о голову Смита; темный "Гиннес", стекая по кровосочащемуся лицу бармена, светлел и окрашивался в гранатовый "Стаут". Смит был жив, только слегка оглушен.
- Дай нам ящик виски, - обратился к нему Кэффри, - и десять ящиков пива.
- Мы выпишем тебе ордер на конфискацию, - добавил Кэллехер.
Опираясь руками о стойку, контуженный Смит взирал мутным взглядом на стаут-гранатовую лужу, расплывающуюся по прилавку из красного дерева.
- Пошевеливайся, предатель, - прикрикнул Кэффри и легонечко его стукнул.
Бармен дернулся, растратив на это последние силы, и, брызжа кровью, рухнул на пол.
- И без него обойдемся, - сказал Кэллехер. - Но ордер на конфискацию все-таки выпиши.
- Выпишешь ты, - сказал Кэффри. - А я схожу за тачкой.
- А почему я?
- Не понял.
- Почему я должен выписывать ордер на конфискацию?
Кэффри почесал в затылке.
- Потому что я не буду.
- Почему не будешь?
Кэффри почесал в затылке.
- Да пошел ты!
- Это не причина, - сказал Кэллехер.
Вокруг головы бармена растекалась лужа крови, такая глубокая, что Кэффри увидел в ней, как в зеркале, свое отражение.
После чего решил откровенно признаться:
- Причина есть.
- Скажи какая. Мы теряем время.
- Я не умею писать.
Кэллехер посмотрел на него свысока. Они были из разных групп и до этого совсем друг друга не знали. Уничижительно рассматриваемый Кэффри услышал сначала:
- Какое убожество!
А затем:
- Надо было сразу так и сказать. Ладно, иди за тачкой, а я выпишу ордер на конфискацию.
Кэффри посмотрел на бармена, который лежал и совсем не дышал; и даже кровью больше не брызгал.
- Как ты думаешь, он скончался?
- Иди за тачкой, - сказал Кэллехер.
XII
Что ж, я так и буду стоять здесь часами, говорила себе Герти, поглядывая на наручные часы и даже не зная, что обязана их изобретением Блезу Паскалю. Я здесь уже два с половиной часа. Как это утомительно. Я устала, устала, устала. Что ж, я так и буду стоять здесь часами. Все это время эти инсургенты шумели. Поднимались и спускались по лестнице. Похоже, таскали что-то тяжелое. Боже милостивый, может быть, они хотят взорвать почту. Надо спасаться. Спасаться. Нет. Они не взорвут почту. Что ж, я так и буду стоять здесь часами. Но не садиться же мне на этот стульчак. Какой ужас. Эти республиканцы. Вот как они унижают подданную Его Британского Величества. Фу! Здесь без гуннов не обошлось. Не садиться же мне на этот стульчак. Какой позор. Какое унижение. Но я так устала, так устала. О Боже милостивый, нет, я не могу, я не буду, я не сяду. Если у меня не будет уважительного для этого повода. Если у меня не будет законного на это основания. Так вот же оно, основание. Так вот же оно. Да. Теперь я могла бы сесть. Отдохнуть. Я так устала. Так устала.