Она перестала чертить, но на меня так и не взглянула. Подняв вторую руку, она также засунула ее под мышку и еще больше наклонилась вперед.
— Ну?
— Я же говорила вам — разве я вам этого не говорила?
— Что говорила?
— Я говорила, что мне никто не верит. Они знают, кто я, и думают, что я лгу.
— Они? — Я кивнул в сторону полицейских. — Почему же? Что они тебе сказали?
— Они явно видели ту запись. Кажется, они думают, что я… — Она вздохнула и задумчиво потянула себя за нижнюю губу. — Кажется, они не верят ни одному моему слову.
— Кто именно? Дансо? Стразерс?
— Оба. Я показала им, где пряталась, когда увидела его — вы знаете, что он делал, — и теперь они говорят: оттуда, где стояла, я не могла точно увидеть, кто это сделал. — Она приподнялась и мелкими зубами прикусила свой мизинец. — Хотя я точно знала, что это он, потому что следовала за ним через ущелье и слышала, как он устраивает взрывы. Теперь они говорят, что я должна все честно рассказать, а молодой сказал…
— Стразерс?
— Он сказал, что я ненадежная свидетельница и что ему придется писать дополнительный отчет или что-то в этом роде. — Она вытерла нос тыльной стороной ладони. — Я знаю — это потому, что они видели меня на той записи.
Я коротко рассмеялся.
— Нет, Анджелина. Они тебе верят.
Она посмотрела на меня.
— Они тебе верят. Правда. Просто они полицейские. Они не думают о том, как поймать твоего отца, они уже в будущем — в суде, и думают о том, насколько весомым будет твое свидетельство.
Она посмотрела на меня так, словно собиралась что-то сказать, но потом передумала. Недовольно хмыкнув, снова погрузила пальцы в песок. Воцарилось молчание. По траве пробежал ветерок, надувные палатки сзади нас захлопали, как паруса. Я развернул сандвич и начал есть. Линии на песке становились все длиннее и сложнее. Покончив с сандвичем, я отпил кофе и принялся за салат в пластиковой миске. Закончив, скомкал салфетку и отложил поднос.
— Анджелина!
— Что?
— Никто не знал о том, что у Малачи есть дети. Тебе об этом известно? Он заставил всех думать, что ты родилась мертвой.
Она презрительно фыркнула.
— Лучше бы так и было!
— Нет, — сказал я. Сейчас, вспоминая об этом, я удивляюсь тому, как мягко прозвучал мой голос — словно я о ней заботился. — Лучше бы не было. Правда.
Несколько мгновений она не двигалась, затем подняла взгляд. Лицо ее было удивленным, словно она пыталась понять, не шучу ли я. Глаза у нее покраснели. Долгое время был слышен лишь отдаленный шум невидимого отсюда вертолета, с которого сейчас полицейские осматривали окрестные леса. Когда Анджелина заговорила, голос ее был похож на шепот.