Однако до Ханькоу мне явно недотянуть — второй двигатель тоже работает не в полную силу: то ли поврежден, то ли от перегрева — и мы слишком быстро теряем высоту. Под нами горы, на узких террасах — рисовые поля. Вот он, наш последний шанс. Мотор чихает все чаще. Придется садиться на фюзеляж. Штурман поворачивается в кабине боком, стрелок хватается за турель. Пора. Едва успеваю погасить скорость и выровнять крен, как самолет плюхается в воду — фонтан грязи! — скользим по рисовому полю, гоня перед собой грязевую волну. Наконец, останавливаемся. Все живы. Даже не верится. Только стрелок ободрал себе лоб.
Открываю залитый грязью фонарь. Неподалеку, ниже по склону, видна китайская деревушка. Похоже, мы на свободной от японцев территории, но полной уверенности нет, так что распоряжаюсь, кроме «охранных грамот», держать наготове еще и оружие. Вскоре показываются китайские крестьяне, боязливо жмутся на краю поля. Я выбираюсь на крыло, размахиваю бумагами. Подходят несколько военных, изучают наши документы, что-то кричат крестьянам — те сразу веселеют. Мы убираем оружие, спускаемся на землю — вернее, в густую жижу выше колен. Китайцы помогают нам снять с разбитого бомбардировщика пулеметы. Когда входим в деревню — нам устраивают настоящий фейерверк: в воздух летят самодельные хлопушки.
На ночь останавливаемся в доме старосты. Утром просыпаемся от гула голосов — на улице собралась целая толпа, нас дожидаются трое носилок. Мы наотрез отказываемся туда садиться — вместо нас загружают тяжеленные пулеметы LLIKAC и ранцы с парашютами, которые мы тоже прихватили с собой — слишком уж дорого они стоят. Трогаемся в путь. В соседней деревне встречаем какую-то кавалерийскую часть, дальше едем верхом. Что было потом, помню смутно — нас передают с рук на руки, мы участвуем в каких-то митингах, пересаживаемся с лошадей на грузовик, с грузовика на автобус, а остаток пути до Ханькоу проделываем на поезде. Железная дорога еще больше забита беженцами, так что обратный путь занимает у нас двое суток. Все это время и товарищи, и командование считают мой экипаж погибшим — китаец-ведомый по возвращении на аэродром заявил, что собственными глазами видел, как нас атаковали семь японских истребителей и как мы падали. Поэтому встречают нас, будто мы вернулись с того света — потом еще долго ходила шутка: мол, словно в Священном Писании, мы воскресли из мертвых на третий день.
Больше мой экипаж в боях не участвовал — вскоре после этого происшествия мы получили приказ возвращаться на родину. На смену нам должна была прибыть группа Г. И. Тхора. Однако сразу вылететь домой нам не удалось — как назло, японцы, развернувшие наступление на Ханькоу, зачастили с налетами на наш аэродром. Помню, мой СБ уже был готов к взлету, когда объявили очередную воздушную тревогу. Мы едва успели перебраться в безопасное место, откуда наблюдали, как японские истребители пикируют на наши беззащитные самолеты. Но нам снова повезло — ни один из застигнутых на земле бомбардировщиков серьезно не пострадал.