– Врешь! – восторженно выдохнула Ксеничка – с изрядной долей зависти к Светке, которая сумела первой узнать такую новость. Светка приняла обиженный вид:
– Ничего не вру! А не веришь – пойди сама и посмотри на них.
И они пошли смотреть – на площадь, где возле штаба действительно стоял новенький автомобиль, а в нем действительно сидел водитель-негр. Не решаясь разглядывать его совсем уж внахалку, они пару раз прошли мимо, как бы невзначай. Черный – «ну совершенно», как восторженно прошептала Светка – водитель сидел невозмутимо и, казалось, даже дремал. Но, видно, он их заметил, потому что вдруг подмигнул и улыбнулся – на черном лице улыбка его казалась особенно белой. Они, смутившись и испугавшись, убежали за угол, чтобы смотреть уже оттуда. Какая-то старушка, видно сослепу чуть не налетевшая на американскую машину и внезапно разглядевшая водителя, попятилась назад, уронив свою кошелку, и стала креститься, громко шепча: «Свят-свят-свят»… Ксеничка со Светкой громко захихикали. Остальные прохожие тоже невольно оборачивались на необычного водителя. Где-то через полчаса еще три американца – самых обыкновенных, отличимых от наших только формой – вышли и, усевшись в машину, поехали – наверное, на левый берег. Жалея, что так мало увидели, Ксеничка со Светкой стали спорить, кому из подруг рассказать теперь такую новость…
Пойти они решили сначала к Машке. По дороге Светка восторженно сказала:
– А знаешь, какие у них самолеты? Они, наверное, не то что до Москвы, они до Берлина долетят и все там разобьют!
А Ксеничке вдруг стало страшно. Она вспомнила, как немцы бомбили Москву – когда она была еще маленькой, когда ей было восемь лет. «Здесь же нет метро, – подумала она. – Куда мы будем прятаться?..»
* * *
…Собственно, в Петропавловске его командировка и закончилась. Молнированные новости перехватили его в штабе фронта, и он даже не понял, какое чувство испытал, прочтя и перечтя их – облегчение? радость? Или просто почувствовал, как наваливается разом усталость последних недель и месяцев? Наверное, все-таки больше всего – усталость, потому что первой мыслью, кажется, было – «Ну все, теперь можно отдохнуть…»
«Завтра, – успел подумать он, прежде чем голова коснулась планшета, положенного вместо подушки на жесткий валик какого-то штабного дивана, и мгновенно навалился сон, – уже завтра все начнется сначала – хотя и мир…»
Сон пришел – такой же, как и во все эти недели – еще не мирный. Ему снилось, что остался только он и дюралевое брюхо «дугласа», что мир исчез, оставив от себя только слепок в эфире – позывные, частоты, пеленги. И бесконечным полем разворачивались перед ним утыканные флажками карты Монголии, Манчжурии, Урала и каких-то неведомых, еще необстрелянных земель, где только предстоит развернуться чьим-то дивизиям и влиться в слепок мира первым выходом штабной рации в эфир…