Окруженная молчанием внутри и тишиной снаружи, она вела свой «мустанг», очень сильно превышая скорость. В ее уме билась единственная мысль: Джейсон позвонит, и я должна быть там. В том состоянии подавленного смятения, в котором она находилась, ее нежелание столкнуться с гневом Джейсона уже не являлось основной мотивацией ее поступков. Скорее это объяснялось тем, что Джейсон, представ однажды в качестве Освободителя, с тех пор стал олицетворять собой стабильность в жизни Бренвен. Джейсон=Стабильность, это уравнение в настоящее время было недействительным и иррациональным. Но так как она верила в это на подсознательном уровне, оно действовало как аксиома.
Остановившись у светофора в Манассасе, Бренвен на какое-то время вынырнула из охватившего ее состояния онемения, чтобы заметить, насколько стемнело за окном. Зажегся зеленый свет, и она снова рванулась вперед. Света от приборного щитка было недостаточно, чтобы разглядеть, который час, а на той скорости, на которой двигалась машина, она не могла себе позволить отвлечься, чтобы включить верхний свет в салоне. Ее внутреннее чувство времени обычно действовало безукоризненно, но сейчас оно ее просто покинуло. Она даже не представляла себе, который сейчас мог бы быть час.
— Джейсон обязательно позвонит, — пробормотала она. Она стучала кулаком по рулю, как если бы автомобиль был лошадью, и она могла таким образом заставить его двигаться быстрее. Затем, охваченная крайней необходимостью установить этот иррациональный, дающий ей чувство защищенности контакт с Джейсоном, она сделала то, чего не делала ни разу с тех пор, как покинула Лланфарен: она попыталась мысленно получить ответ. Она раскрыла свое сознание и устремила в неизвестность свою мольбу: я должна быть дома, когда он позвонит! Скажите мне, успею ли я?
Успокоение пришло немедленно. Она приедет вовремя, она не пропустит звонок. Бренвен перевела взгляд на спидометр, и немедленно ее нога отпустила педаль газа. Она даже не представляла себе, что ведет машину с такой опасной скоростью!
Бренвен остановила машину на подъездной дорожке и не стала тратить время на то, чтобы открыть гараж. Открыв переднюю дверь, вошла в темный тихий дом. И как раз в этот момент зазвонил телефон.
— Ну же, дорогая, — уговаривал ее Гарри Рейвенскрофт, — ты можешь рассказать все своему дядюшке Гарри. Что случилось, почему твои глаза больше не блестят, а румянец исчез со щек?
Улыбка, которую послала ему в ответ Бренвен, была слабой и неуверенной. В последнее время она потеряла в весе, а у нее почти не было лишнего веса, который можно было потерять. Она стала делать очень строгую прическу: гладко зачесывала волосы назад и стягивала их в тугой узел на затылке. Эта прическа еще больше подчеркивала огромные глаза — грустные и печальные.