Вырезка из лондонской «Таймс» с результатами дополнительных выборов в Северном Галворте:
Маккехни (лейбор.) — 17.970
Лейкин (консерв.) — 15.711
Пим (либер.) — 6.404
Не слишком грамотный автор передовицы считает победу лейбористов результатом «непродуманных действий либералов». Подшито за номером 22а.
Заметка из оксфордской университетской газеты, извещающая замерший в ожидании мир о том, что Магнусу Ричарду Пиму присуждена почетная степень бакалавра в области современного языкознания. Без упоминания вечеров, проведенных за упорным штудированием экзаменационных работ предшественников или исследований содержимого письменного стола наставника с помощью все того же вездесущего циркуля. Подшита за номером 23а.
Вернее, не подшита, так как, положив ее перед собой, чтобы очеркнуть фломастером, Пим задумался и, с отвращением глядя на заметку, обхватил голову руками.
Рик знал. Этот негодяй знал. Не меняя позы, Пим переносится в Галворт, возвращается в тот же вечер, но несколькими часами позже. Отец и сын в «бентли» — их любимом месте общения. Ратуша осталась позади, впереди — приют миссис Сирл. В ушах все еще стоит рокот толпы. Имя победителя мир узнает не раньше чем через 24 часа, но Рик уже все знает. До сего дня суд ему лишь аплодировал.
— Хочу сказать тебе кое-что, сынок, — говорит он тоном, самым мягким и добрым, какой только возможен. Проносящиеся мимо уличные огни то освещают, то опять погружают во мрак черты его лица. Глаза: проницательные, умные. — Никогда не надо лгать, сынок. Я сказал им правду. Бог свидетель. Он всегда все слышит.
— Это было необыкновенно, — говорит Пим. — Отпусти мою руку, пожалуйста, хорошо?
— Никто из Пимов не был лжецом, сынок.
— Я знаю, — отвечает Пим и на всякий случай убирает руку.
— Почему же ты не пришел ко мне, сынок? «Папа, — мог бы ты сказать, или „Рики“, если тебе так больше нравится, ведь ты уже достаточно взрослый, — я бросил юриспруденцию и занялся языкознанием, потому что хочу овладеть языками. Я хочу говорить с аудиторией, как это делаешь ты, мой лучший друг, и чтобы люди, где бы они ни собрались, независимо от цвета кожи, расы или вероисповедания, слушали и понимали меня». И знаешь, что я сказал бы, если бы ты обратился ко мне с такими словами?
Пим слишком взволнован, слишком ошеломлен, чтобы угадывать.
— Сказал бы что-нибудь замечательное, — говорит он.
— Я сказал бы так: «Сынок, теперь ты вырос. Ты можешь принимать самостоятельные решения. Теперь твой старик будет стоять у лунки, Магнус, — бить, а Господь Бог вести счет игры».
Он овладевает рукой Пима, чуть не сломав ему пальцы.