— А теперь расскажите нам про вашего отца, Пим, хорошо? — сказал мужчина с висячими усами, напоминавший, к смущению Пима, Акселя. — Мне он представляется весьма интересным типом.
Пим печально улыбнулся, чувствуя настроение собеседника.
— Честно говоря, я не так часто его вижу. Мы по-прежнему друзья, но я предпочитаю держаться от него подальше. Я, собственно, вынужден так поступать.
— М-да. Ну-с, не думаю, что мы можем считать вас ответственным за грехи вашего старика, верно? — снисходительно заметил тот человек, что расспрашивал его. — Мы же ведем собеседование с вами, а не с вашим папочкой.
Сколь много они знали о Рике и насколько им это было важно? Я по сей день могу лишь догадываться, ибо этот вопрос никогда больше не поднимался, и я уверен, что через несколько дней после того, как Пим был принят на службу, официально об этом вообще забыли. В конце-то концов, английские джентльмены не относятся друг к другу предвзято из-за родни. Для них важнее воспитание. Время от времени они наверняка читали о какой-нибудь особенно прогремевшей проделке Рика и, возможно, даже позволяли себе улыбнуться. По всей вероятности, до них доходили кое-какие слухи по торговой линии. Но я подозреваю, что Пим был для них кладом «Здоровая склонность к преступлению в родословной молодого шпиона ему не помешает. В молодости прошел суровую школу, — сказали они друг другу. — Может пригодиться».
Последний вопрос собеседования и ответ на него Пима навсегда застряли в моей голове. Задал его человек с военной выправкой, в твиде.
— Послушайте, юный Пим, — сказал он, склонившись к Пиму. — Вас можно назвать чешским болельщиком. Немного говорите на их языке, знаете людей. Что вы скажете про эти чистки и аресты, которые там идут? Это вас тревожит?
— Я считаю, что чистки — это совершенно ужасно, сэр. Но их следовало ожидать, — сказал Пим, устремив взор на далекую, недосягаемую звезду.
— Почему следовало? — спросил военный таким тоном, словно ничего никогда не следует ожидать.
— Это прогнившая система Она основана на принципах родового строя. И выжить она может лишь с помощью угнетения.
— Да, да. Согласен. Так что бы вы тут предприняли — именно предприняли?
— В каком качестве, сэр?
— В качестве одного из нас, дурачок. В качестве офицера этой службы. Болтать кто угодно может. А мы принимаем меры, действуем.
Пиму не нужно было размышлять. И он выложил со всей искренностью:
— Я бы стал играть по их правилам, сэр. Я бы вбил между ними клин. Распространял бы слухи, ложные обвинения, сеял бы подозрения. Я бы предоставил им пожирать друг друга.