В Сургуте знали, что я приеду, и, наверное, готовились. И когда меня водили по промыслу, я встретил там людей, которые ушли из ЮКОСа и говорили, что там кошмар.
И я на день поехал в Нефтеюганск. Это был октябрь 1998 года. Один день не может дать полной картины, поэтому впечатления у меня были поверхностные и статью я потом дорабатывал уже в Москве. Эти два города, Сургут и Юганск, расположены друг напротив друга через реку Обь, и сейчас это путешествие занимает полчаса. Тогда не было моста, надо было объезжать, потом плыть паромом, и это путешествие занимало часа четыре. И вот я въезжаю в Юганск и вижу некое столпотворение около отделения банка. Типа демонстрации. Я подошел, меня чуть не побили, потому что решили, что если я из Москвы, то от Ходорковского. Стояли они там, чтобы получить свою зарплату, которую перечисляли на карточку. Они говорили, что зарплату не выплачивают уже несколько месяцев, что жрать нечего, продают последнее, живут только тем, что ловят рыбу и собирают ягоды. И кляли Ходорковского на чем свет стоит.
А незадолго до этого убили мэра Юганска, чего я не знал, и они говорили, что это случилось в день рождения Ходорковского, что он туда приезжал, как его чуть не побили, как его заперли в какой-то комнате и долго не выпускали, а потом вывели под охраной, чтобы его не избили. Ненависть к нему зашкаливала.
Потом я поехал в главное управление «Юганскнефтегаза». Да, а до этого заехал на какой-то ближайший промысел, походил там. И знаешь, было ощущение странное: никакой охраны, гулял ветер, можно было пройти совершенно куда угодно. И такое ощущение разрухи… И вот прихожу в управление, спрашиваю: «С кем бы здесь поговорить? Говорят, вы рабочим зарплату не платите…» Они говорят: «А вы кто?» Я говорю: «Журналист». Они: «Ну, мы вызвать никого не можем». Я: «Как не можете?! Я журналист! Financial Times!» Они: «Да нет, мы не потому вызвать не можем… У нас телефон не работает». Я говорю: «Как это не работает…» Они: «Да, отключили за неуплату». Что меня совершенно уже потрясло. Я все же добился, чтобы меня хоть кто-нибудь принял. Поднялся на какой-то там этаж, и там сидел какой-то местный начальник, который отвечал за добычу. Сидел он там с несколькими мужиками, и они бухали. Но такие совершенно нормальные мужики.
И они начали мне рассказывать. Рассказ их сводился к простейшей вещи, которая стала смыслом статьи: что они не имеют права продавать нефть на рынке, а обязаны продавать ее ЮКОСу по низкой цене, которую устанавливает ЮКОС, а уже ЮКОС продает ее по более высокой, рыночной цене и распоряжается разницей, как считает нужным, и обратно ничего не возвращается. Просто выкачивают из них деньги. Что и было сутью трансфертного ценообразования и было тогда уже большим скандалом, хотя все это делали, действительно.