Я честно пытался помочь Путину в работе по выстраиванию системы регулирования промышленности на законодательном и аппаратном уровнях. Более того, в какой-то момент мне показалось, что я недооценил Путина как человека демократических убеждений, когда в одном узком, но крайне влиятельном кругу общественно-государственных деятелей весьма консервативного толка он заявил, что страна — гораздо больше, чем государство, и работать надо именно в интересах страны.
Я, несомненно, видел, чем заняты приближенные его круга, но ошибочно полагал, что подобные издержки неизбежны в переходный период.
Точкой перелома для меня стал санаторий «Русь»[98]. Я, в отличие от Леонида, не очень напрягся от самого факта, что администрация решила забрать его себе, но полагал, что они должны были попросить, а не отнимать.
И к Путину я подошел не с тем, чтобы не забирали. Надо — заберите. Я просил письмо, чтобы мы могли объяснить рабочим, почему у них исчезло такое замечательное место отдыха.
Было же понятно: одно дело — «попросила администрация президента», другое — просто так исчез санаторий, «продали, гады, о рабочем человеке не думают, только карманы себе набивают!»
Так вот, Путин ушел от разговора. Стала понятна модель отношений — «черная крыша». То есть то, что было в 1990-е годы с теми, кто шел «под бандитов»: плати, а еще возьмут то, что понравится.
Конечно, я не сразу сделал окончательный вывод, но тревожный звоночек зазвенел.
Скажу сразу: улица Гурьянова, Дагестан, «Курск» звоночками не стали, поскольку я был и остаюсь не слишком «в теме», но знал, как могут подставлять человека на таком посту.
Что же касалось Гусинского и НТВ, я не верил, что это сделал Путин лично, пока в конце концов мне не рассказал ситуацию «из первых рук» человек, к которому я относился с большим уважением.
Я болезненно отреагировал на закрытие НТВ. Причина даже не столько в Гусинском. Я многих из тамошних ребят знал и любил (если применимо это слово). Мы с ними встречались и до того, и во время, и после. Все было так отвратительно, что я эмоционально сломался. Потерял внутреннюю лояльность власти, которую хранил со времен Бориса Ельцина.
Тему я знал подробно, ее много обсуждали мы все. Гусинский действительно взял кредит у Газпрома, действительно пытался политически шантажировать правительство, чтобы они заставили Газпром продлить кредит. И вот именно здесь возник вопрос: что выберет власть? Какой сигнал подаст своим решением? Ведь были варианты решения: продлить кредит, ввести внешнее управление финансами, создать общественный совет и другие. Законы позволяли.