Феникс (Калбазов) - страница 183

Мысль не смогла в достаточной мере задержаться на верховой езде и плавно свернула на дела насущные. Отец небесный, за что ей это? Чем она прогневала Бога, что он послал такое испытание? Все верно. Прелюбодеяние тяжкий грех и с тем ей теперь жить, до конца дней своих. Никто ей не сможет помочь, видно судьба такая.

Два дня после той ночи она жила словно сама не своя. При виде Добролюба, ее сердце начинало петь, а на щеках сам собой загорался румянец, оборачиваясь спиной она чувствовала его взгляд и от того у нее словно крылья вырастали. Когда же возвращалась в светелку где лежал Боян, на грудь наваливалась непереносимая тяжесть и сердце начинало болеть от нестерпимой боли. Кто же из них был дороже? Ответа на этот вопрос она не знала и сейчас.

К исходу второго дня в Астрани появился Угрюм. Боян словно ждал прибытия старшего брата. Ему как-то сразу полегчало. Поговорил с ним, а потом тихо отошел. В граде их теперь больше ничего не удерживало. Уже на утро, скорбная процессия двинулась в обратный путь. Сердце Смеяны при этом разрывалось на части от охватившего ее горя. Одного любимого она везла, чтобы схоронить в родовой усыпальнице, второй был жив, но и его она потеряла на всю жизнь, потому как совсем скоро он направится за океан, откуда уже не вернется.

Но беды молодой женщины на том не закончились. Угрюм, возжелал воспользоваться древним правом близкого родственника и жениться на Смеяне. Не будь у нее детей или родись дочь, то она могла и отказаться от подобной чести, но у нее был сын, потомок рода Вяткиных, Вяткин по крови и по праву. Теоретически он был наследником рода, хотя на деле такое было маловероятным. С другой стороны у Смолиных еще был жив пример того, как младший отпрыск, неожиданно оказался единственным кто мог наследовать древнему роду.

Так что по всему выходило, что Угрюм имел право взять жену своего брата и воспитать его сына. Это было совсем не обязательным и вдова могла пойти за другого, при этом сын так и остался бы Вяткиным, но старший брат, сам вдовый возжелал воспользоваться древним правом и никто ему в том не мог воспрепятствовать.

Не сказать, что Угрюм был плох, жесток или имел какой иной изъян. Нелюдим, малообщителен, даже с женой, в коей души не чаял, разговаривал так, словно слова через губу выплевывал. Но при этом они друг друга любили и жили душа в душу. В общении с детьми он преображался, дурачился и играл с ними, так что сразу и не поймешь, что это тот самый Угрюм. Этот мужчина мог быть завидной партией, вот только иначе как старшего брата мужа, она его воспринимать не могла. Но и поделать, что-либо было не в ее власти.