Э. Коссман отмечал, что «принцы Оранские редко проявляли волю и никогда — способность упразднить голландскую плутократию». Несомненно, потому, как предположил другой историк, что «в конечном счете они сами были аристократами и защитниками существующего порядка».
К. Хейли писал: «Когда принц Оранский, став королем Англии, впервые возвратился в Гаагу, Генеральные штаты велели спросить его, желает ли он быть принят в их собрание как король Английский или же как адмирал и
генерал-капитан Союза (естественно, имеется в виду Союз провинций).
Он ответствовал, что, сохранив с великим удовольствием те должности, кои он и предшественники его имели в республике, он желал бы быть принят именно в том звании, каковое они ему дали.
И в самом деле, он продолжал занимать обычное свое место в собрании Генеральных штатов, за исключением того, что вместо кресла, подобного креслу председателя, занимавшегося им ранее, ему дали кресло более высокое, на котором вышиты гербы королевства Великобритания».
Это всего лишь деталь протокола, подчеркивает Бродель, но в конечном счете разве уважение к институтам не
было в первую голову защитой нидерландской олигархии? В XVIII веке последняя далее не раз будет усматривать в существовании и деятельности статхаудерства гарантию сохранения социального порядка.
Короче говоря, этот привилегированный класс: помещался в центре всей политической системы. Тем не менее, определить его не просто. Как и институты, которые поддерживали его и которые он вдохновлял, этот класс уходил своими корнями в давние времена. Долгая, с 1572 по 1609 год, война за независимость обеспечила первенство этой буржуазии; она разорила дворянство в большинстве провинций, а реформатская церковь, невзирая на религиозный кризис 1618 -1619 гг., осталась подчинена провиииальным и городским властям.
Наконец «революция» освятила могущество класса регентов, то есть политической элиты, которая в каждом городе, в каждой провинции удерживала важные должности и практически обладала неограниченной властью в делах судебных, в локальной экономической деятельности.
Регенты эти образовывали особую группу над деловой буржуазией, которая в эту группу не могла проникнуть по своему желанию. Но должности, которые они занимали, почти что не кормили своих носителей. Жалование было смехотворным, что отвращало от этих должностей людей, не имевших состояния.
Тем или иным способом, по регенты, разумеется, участвовали в росте богатства Соединенных Провинций. У них были связи с деловым миром, иные даже прямо происходили из него: семейства, которые обогащались в один прекрасный день, вступали в ряды на первый взгляд замкнутой политической олигархии, то ли путем браков, то ли в случае кризиса власти.