— Что ты здесь делаешь? — почти закричал он.
Она встала перед ним, прижимая к груди арфу, как талисман. Глаз, однако, не отводила.
— Прошу прощения, если испугала вас, сэр. — Голос ее слегка дрожал. — Мне не спалось.
— Нехорошая ты девчонка. Разве можно ходить по ночам одной? — отчитал он ее.
— О, но ведь здесь все спокойно. Вы делаете все для нашей безопасности.
— Ха! — Тем не менее слова ее смягчили душевную боль. Во всяком случае, она дала ему повод. — Ты глупый, непослушный ребенок. Родители, конечно же, понятия не имеют, что тебя нет дома.
Она опустила голову. Беззащитность всегда трогала его. Он откашлялся.
— Хорошо, я провожу тебя домой, и если ты проскользнешь незаметно, не разбудив домашних, то они и не узнают. Но прежде ты должна обещать, что никогда больше этого не сделаешь.
— Прошу прощения, — повторила она. Ее было почти не слышно. — Я обещаю.
— А сдержишь обещание?
Она подняла удивленные глаза:
— Я не могу нарушить обещания, данного вам.
— А! Гм. Очень хорошо. — Странно, но ему не хотелось идти домой, в хижину, куда не проникал лунный свет. К тому же сначала нужно успокоить девочку. — Что ты такое пела? — спросил он. — Вроде я такой песни раньше не слышал.
Она крепче прижала к себе арфу.
— Песня… это моя. Я их сочиняю.
— Вот как? — Он знал, что она музыкальна (лицо отца светилось от гордости, когда по его просьбе она пела для гостей), но он не знал, что кроме способностей к рисованию и рукоделию она может еще и сочинять музыку. Она была очень застенчива.
— Молодец.
Грациллоний потер подбородок. Это движение успокаивало его, так как прикосновение к бороде напоминало ему поглаживание домашнего животного.
— А мелодию ты откуда взяла? Она не похожа ни на римскую, ни на галльскую. Больше напоминает музыку Иса.
— Я этого и добивалась, сэр.
— Да? Ну-ну. — Ему ничего не оставалось, как обратиться с просьбой. Слова были на латинском языке. Наверное, детский лепет, зато голос у нее очень приятный. — Может, ты споешь для меня?
— А вы хотите? — В голосе ее звучало беспокойство. — Она печальная. Поэтому мне и не уснуть.
Потом, после того как он распрощался с ней, пожелав спокойной ночи, уже лежа в кровати, он подумал, не знала ли она, куда он ходил, и не поджидала ли его специально. Он сразу почувствовал, что она, хотя и побаивалась, но очень хотела, чтобы он послушал ее пение.
— Давай, — настаивал он.
Она встала под белыми цветами кизила и, ударив по струнам, извлекла из них серебристый аккорд. Сначала она пела тихо, а потом осмелела. Слова песни, по неизвестной ему причине, долго не давали ему уснуть.