Перед земляным валом заблестели наконечники стрел. Аборигены наблюдали за приближением чужестранцев.
— Много народу, — прокричал Субн на ухо капитану, — да наверняка еще не все сюда вышли.
— Быть может, мы нашли то, что искали, — сказал Эохайд, обращаясь скорее к богам, чем к товарищам. Он уже пообещал богам богатое жертвоприношение, если они будут к нему благосклонны.
Приблизившись, он поднял руки в знак мирных намерений. Воины выжидали, пока галера и лодки не причалили к берегу. Когда команда попрыгала на землю, не проявляя враждебности к местному населению, люди опустили оружие и заулыбались. Лидер их подошел к Эохайду и приветствовал его от имени своего короля, Ариагалатиса Мак-Иргалато.
В речи его звучали характерные для Койкет-н-Улада гортанные звуки. Страна их находилась в северной части Эриу. Тем не менее это был язык родного острова. Путешественники после трех лет странствий слышали его впервые. На глаза навернулись слезы, и не только ветер был им причиной.
Эохайд прибыл сюда не как разбойник, а как достойный человек. Он гордо выступал впереди, а за ним шли его люди с дарами: римским золотом, серебром, драгоценными камнями, одеждой, самым лучшим из награбленного.
Земляной вал заключал в кольцо различные строения: амбар, конюшню, мастерские, склады, надворные кухни и королевский дворец. Всему этому было далеко до отцовских владений в Койкет Лагини, а уж о богатствах Ниалла в Миде и говорить нечего. Дом короля был длинный, но низкий, с облупившейся штукатуркой. Соломенная крыша обросла мхом. И все же это был король, в распоряжении которого находилось много воинов.
Посыльный представил Ариагалатису гостя. Король поднял колено в знак приветствия и указал Эохайду на табурет. Эохайд сел. Матросы в этом дымном и мрачном помещении расселись кто где сумел. Король был человек плотного телосложения, с грубыми чертами лица, черной бородой и черными растрепанными волосами. Одежда его была скорее для тепла, чем для показа, но на груди поблескивало золото.
Женщины подали королю и гостю вина, а матросам поднесли эль. Разговор шел уважительный и степенный. Не забыли о предках и родах, обменялись новостями. Когда Ариагалатису подали дары, тому ничего не оставалось, как пригласить гостей остаться у него так долго, как они сами того пожелают. Главный поэт сложил стихи в честь Эохайда. В стихах этих не было блеска, отличавшего стихотворцев его родины, но все же в них прозвучало искреннее дружелюбие.
— Скажу откровенно, господин, — подошел наконец к делу Эохайд. — Вам, наверное, известно, что за несчастье сделало меня бездомным.