Выглядев
среди сидевших в углу людей бродячего философа-эллина, Луций велел слуге
подозвать его к себе и усадил за стол, в надежде на то, что тот сможет найти
ученые доводы, чтобы успокоить его.
Но
философ только еще больше напугал его. Он рассказывал о страшной участи вечно
мучающихся в царстве Аида — Тантале1, данаидах2 и
других людях, совершивших во время жизни великие злодеяния, а Луций примерял
эти истории к самому себе, словно пропитанную жгучим ядом тунику…
Ладно,
он погубил Авла Секунда… За щедрые жертвы боги простят ему и Тита Максима. Прот
не в счет — это раб. Их и на земле-то не считают за людей… А вот Аттал — это
уже царь. Как ни крути, любимец богов. И за царей, как понял из беседы Луций, у
богов особый счет к их убийцам…
Если
мужество всего рода перешло к одному Квинту, то Луций перенял все его малодушие
и трусость…
Он
уже не прочь был бросить все и повернуть с полдороги обратно, но другой страх,
что претор и Эмилиан никогда не простят ему этого, в последний момент
пересилил.
И
Луций велел хозяину прогнать философа, чтобы тот не напоминал ему о том, что
так мучало его, и, чтобы забыться, набросился на вино…
Забыв о том, что он посол великого Рима и что нужно спешить, он уже сам
приказывал хозяину подавать кувшин за кувшином.
Когда выпитым кубкам был потерян счет и италиец уже не знал, как ему
отделаться от не на шутку разошедшегося римлянина, перед глазами Луция стал
маячить Тит Максим. Бывший кредитор появлялся то из-за двери, то из угла, грозя
Луцию пальцем.
— А-а! Вот я тебя!! — кричал Пропорций, швыряя во все стороны пустые
кувшины и обглоданные кости. — Не нравится? Я тебе покажу, как приходить к
честным людям из подземного царства! А это кто — данаида? Уходи! У меня уже
есть жена! И ты, Тантал, тоже здесь? Не тяни свои руки к моему столу, все равно
ничего не получишь! Прочь! Все прочь!!
Луций вскочил, опрокидывая стол, размахнувшись, швырнул в угол скамью,
попав в большие амфоры с дорогим вином...
Кончилось все тем, что слуги хозяина гостиницы бережно усадили его в
повозку, запряженную самыми быстрыми лошадьми, и дали знак вознице поскорей
продолжать путь.
Всю ночь Луций провел в беспамятстве и пришел в себя лишь засветло на
новом постоялом дворе.
— Что будет угодно Гнею Лицинию? — изучив легацию, почтительно
осведомился его хозяин. Отпущенные почти до самых плеч волосы говорили о том,
что он носит траур по близкому человеку. — Отдельную комнату с удобным ложем?
Сытный ужин? Вина? Девочку?