«Но когда? Когда?!» — воскликнула я, требуя немедленного ответа.
Но Блоссий вместо того, чтобы успокоить меня, пустился в свои обычные
поучения:
«Управляй своим настроением, ибо оно, если не повинуется, то
повелевает...» И дальше в том же духе. Ты ведь знаешь этого мудрого чудака.
Словом, сам того не желая, он только переполнил чашу моего терпения. Я
незаметно оставила его, продолжающего рассуждать на тропинке, и направилась прямо
к сыну.
Тиберий, как всегда, ласково улыбнулся мне. Я попросила его уделить мне
несколько минут и, едва дождавшись, когда отойдет в сторону Марк Октавий,
спросила:
«Тебе известно, сколько лет было твоему деду, когда он прославился как
победитель Ганнибала?»
«Да, — слегка удивленный неожиданным вопросом, ответил Тиберий. — Ему
было столько же, сколько сейчас мне».
«Столько же! — возмутилась я его спокойствием. — А знаешь ли ты, что
слава о справедливости твоего отца разнеслась по всему миру, когда он был еще
моложе? Что вскоре после этого он разгромил Сардинию, убил и захватил в плен
восемьдесят тысяч варваров, и рабы благодаря ему сделались такими дешевыми, что
родилась поговорка: «Дешев, как сард!» Неужели тебе не напоминает об этом
прибитое к двери моего дома триумфальное оружие твоего отца, когда ты приходишь
ко мне в гости?!»
Тиберий, побледнев, молчал. А я, хоть и стыдно теперь в этом признаться,
лишь распалялась его молчанием и растерянностью.
«Значит, тебя больше славы отца и деда прельщает слава Гая Лелия, который
тоже хотел провести аграрную реформу и вернуть крестьянам землю, но,
испугавшись сената, отступился от своего намерения и заслужил благодаря этому
прозвище «Мудрого»? — спросила я.
Тиберий продолжал молчать, кусая губы. И тогда я сказала то, что больше
всего мучало меня. Я спросила:
«Долго ли еще меня будут называть тещей Сципиона, а не матерью Гракхов?!»
Повторяю тебе, я не запомнила твоего деда. Но теперь я прекрасно знаю,
каким он был. Глаза Тиберия загорелись, он весь преобразился. Тень
избранничества легла на его лицо, всю фигуру. Он сказал мне, по обыкновению
тщательно отделывая каждую фразу:
«Я полагаю, тебе совсем не придется ждать, когда тебя назовут матерью
Гракха! Мне самому давно уже надоело бездействовать и видеть, каким опасностям
подвергается республика, как в самом Риме, так и на его границах. Я долго
думал, не зная, как помочь римскому народу, а теперь знаю».
«Это правда?» — воскликнула я, и Тиберий, глядя мне куда-то за спину,
твердо ответил:
«Да. Я твердо решил бороться за преобразования в государстве и решения
своего уже не изменю никогда, ибо я не Гай Лелий Мудрый!»