— Как видишь, жив! — оборвал его кредитор, берясь за новый кусок
говядины.
— Да-да, — пробормотал Пропорций. — Просто прошло целых два года, и я...
Он не договорил. Дверь в комнату открылась, и вошел прокуратор, огромный,
заросший до бровей черной бородой испанец. В руках у него был пучок розог,
из-под мышки торчала предусмотрительно захваченная плеть. Весь его свирепый вид
говорил о решимости угодить хозяину.
— Этот? — показывая на Тита, обратился к Проту испанец. Раб торопливо
кивнул, и прокуратор тяжело шагнул к ложу: — Сейчас я покажу тебе, бродяга, как
врываться в дом к благородному господину!
— Вон! — очнувшись, замахал на него Пропорций и, оборачиваясь к гостям,
закричал: — Все вон!!
— Оставшись наедине с Титом, Луций осушил большой кубок вина и лишь после
этого немного пришел в себя.
— Тит, как я рад видеть тебя! — изобразил он на лице подобие улыбки. —
Давно из Сицилии?
— Ты говоришь так, словно я вернулся из увлекательного путешествия!
— Прости, Тит... — спохватился Луций и, слабо надеясь на то, что кредитор
даст ему хоть небольшую отсрочку, поднял новый кубок: — За твое спасение!
Клянусь богами, я счастлив, что ты возвратился живым из этого сицилийского
кошмара!
— Так я тебе и поверил! — мрачно усмехнулся Тит. — Ведь вместе со мной ты
похоронил и миллион моих сестерциев!
— Тит, как ты можешь...
— Могу. Похоронил, по глазам вижу! Но, Луций, я все равно не оставил бы
тебя в покое. Я пришел бы к тебе за своими деньгами даже из подземного царства!
Я подкупал бы сторожащего его вход Цербера и каждую ночь приходил сюда мучать
тебя... Кошмары, бессонница, наконец, — сумасшествие, вот на что ты мог
рассчитывать, а не на мой миллион! Так что тебе еще повезло, что я сам, лично
явился за своими сестерциями!
— Да-да, Тит, конечно! Но… — спасительная мысль вдруг промелькнула в
голове Луция — почему бы не обвинить кредитора перед властями в нарушении веры
предков, тем более он сам только что дал повод к этому. — С каких это пор
римляне стали верить в жизнь за гробом?
— Не пытайся поймать меня на слове! Я всегда чтил и чту наших богов! —
усмехнулся Тит и задумчиво сощурил глаза на свет канделябра: — Но после того,
что пережил там… клянусь тебе, я поверил… и не просто поверил, а свято убежден
в том, что мы будем и как страшно будем жить в царстве Плутона, которое эллины
называют Аидом... — он вдруг встряхнул головой, словно отгоняя какое-то виденье,
и в упор взглянул на Луция:
— Так ты готов отдать мне мои сестерции?
— Конечно, Тит, ты получишь их...
— Весь
миллион?!
— Да...
— Сегодня же!