— Д-да...
— С процентами!
— Да, но...
— Никаких «но»! — отрезал Тит, показывая на свою грязную одежду. — Это
будет для меня очень кстати, ведь я вернулся в Рим без единого асса!
— Зато сегодня опять станешь богачом, — упавшим голосом заметил Луций. —
А я...
Он потерянно махнул рукой и, отбрасывая в сторону пустые кувшины,
закричал:
— Прот, вина!
Да побольше! И — самого лучшего!
Пропорций и сам хотел напиться и не терял еще надежды, что Тит спьяну или
со зла сболтнет еще что-нибудь лишнее. Он понимал, что его кредитор прав, он бы
и сам поступил с ним также, и даже еще жестче. Но как жаль было расставаться с
деньгами!..
Раб принес целую амфору кампанского вина, самого старого, которое только
нашлось в подвалах.
Луций и Тит жадно припали к кубкам, и вскоре обоих трудно было узнать.
Тит сделался безвольным и плаксивым, Луций — злым и подозрительным.
— Ты почему не пьян? — накинулся он вдруг на гостя. — Забыл главное
правило всех пиров? Или пей, или уходи!
— Я пью, Луций! — всхлипнул Тит, неумело поднимая левой рукой кубок. —
Но, видно, мое горе сильнее вина... Была у меня семья — и нет больше семьи! Был
дом — самый большой и красивый дом в центре Тавромения, нет дома! Была вилла —
где теперь она? Даже правой руки, которой я считал свои деньги и обнимал самых
красивых рабынь Сицилии — и той больше нет! Взбесившиеся рабы захватили дом,
перерезали семью, сожгли виллу, отрубили руку...
— Как тебе самому-то еще удалось выбраться? — неприязненно поглядывая на
Тита, удивился Луций.
— О, это тяжелая и долгая история! Два года эти рабы держали меня в
тюрьме и пытали, допытываясь, куда я спрятал свои сокровища... Они издевались
надо мной, пинали ногами, жгли огнем. Но я молчал... Я боялся, что, выведав от
меня все, они убьют меня, как убили моих лучших друзей: Дамофила, Фибия,
Пансу... Когда же одна из пыток была особенно изощренной, я не выдержал. И
показал им пещеру, где спрятал... свои деньги.
Луций покосился на пустой край туники Тита и покачал головой:
— Ну и сволочи эти рабы! Отобрать у человека деньги и еще отрубить руку!
Могли бы, по нашему римскому обычаю, удовольствоваться хотя бы кистью!
Тит печально вздохнул:
— Так приказал им Евн...
— Сволочь этот Евн! — искренне возмутился Пропорций, мысленно проклиная
царя рабов за то, что он не приказал следом за рукой отрубить и голову его
кредитора.
— Но именно он и сохранил мне жизнь! — вздохнул Тит.— Больше того,
приказал отправить меня под надежной охраной в Рим.
— За что же такая честь от жадного до римской крови Евна? — быстро спросил
Луций и мысленно заторопил Тита: — «Ну, говори: за что тебя отпустили? Может,
ты выдал рабам кого-то из наших — того же Дамофила или Пансу? Или отрекся от
Рима? Тогда ты у меня в руках: ведь за это по закону полагается Тарпейская
скала!»