Владелец парусника, кивнув, попятился. Потом сорвался с места и побежал.
Поднявшись на палубу своего судна, он закричал матросам, чтобы скорее поднимали
паруса. Наконец оттолкнул кормчего, и сам стал за рулевое весло.
Всадник долго смотрел на уходящий вдаль парусник. Лишь когда его
очертания слились с рябью морских волн, вспомнил о рабах.
— Так, значит, вы ничего не понимаете?
— Да, господин! — ответил за всех Прот.
— Не называй меня так!
— Но твои дорогие одежды, золотое оружие... — пробормотал Прот. — Судя по
всему, ты очень важный человек в Сицилии!
— Да, я член Совета базилевса Антиоха, — кивнул всадник. — И все равно повторяю
всем — не называйте меня господином!
— Хорошо! — охотно согласился Афиней и с жадным любопытством спросил: — А
почему Антиох? Разве мы в Сирии?
— Мы в Новосирийском царстве! — нехотя усмехнулся всадник. — Так отныне
Антиох повелел называть Сицилию. Сам Антиох — это Евн! Я — Фемистокл. Ну, а
тебя как зовут?
— Афиней! — охотно ответил грек.
— Как? — вздрогнул всадник. — Знакомое имя... Точно так же называли меня
и мои господа. Афиней — значит, раб из Афин! Так ты действительно из Афин?! — в
его глазах появилась радость. — Как там они? После рассвета по-прежнему никого
не застать дома? А Пестрый портик? Он все еще собирает вокруг себя философов и
ротозеев? Что же они обсуждают сегодня?
— Я не был в Афинах двадцать семь лет... — вздохнул Афиней.
— Тогда мои новости будут для тебя куда свежее! — с горечью усмехнулся
всадник. — Ведь я всего два года, как оставил Афины. Вернее... — неожиданно
помрачнел он, — Афины сами оставили меня и сделали Афинеем. Но здесь, в
Сицилии, я снова стал Фемистоклом!
— А я, значит, Клеобулом? — нетвердо выговорил свое имя грек.
— Да! — улыбнулся Фемистокл. С того дня, как он оставил Афины, его облик
изменился почти до неузнаваемости. Тугие щеки запали, лицо посерело, набрякло
морщинами на лбу и в уголках губ. Минуя молодость, за годы рабства из юноши он
превратился в зрелого, испытанного и немало побитого судьбой мужчину.
— А я снова стану Дейоком? — уточнил у него Прот, во все глаза глядя на
горы и леса этой сказочной страны, где рабы сами стали господами.
— Конечно! — кивнул ему Фемистокл, и вдруг лицо его помрачнело. Он хотел
было что-то добавить, но Клеобул уже обнимался с Протом, бывший гладиатор — с
тремя беглецами. Все они, радуясь, плача от счастья, выкрикивали свои
полузабытые имена.
— Дейок! Я снова Дейок! — кричал Прот.
— А я Клеобул!
— Я — Петесух!
— Кореид!
— Нидинтум!
— Фрак!
— Вот те раз! — воскликнул Прот, обращая свое счастливое лицо к бывшему
гладиатору. — Опомнись! Мы же не в Риме! Как твое настоящее имя?