Две женщины
громко отпускали друг другу прежние обиды и старые долги:
-Ту меру
зерна, что ты у меня в долг по осени взяла, я тебе, так уж и быть, прощаю! –
великодушно говорила одна, высокая, статная.
- И я тебе
корзину брюквы, которую дала летом! – всхлипывая, отвечала болезненная и худая.
- А за то, что я тебе
волосы, бывало, драла, прости!
- А ты меня – что я тебе
однажды глаза чуть не выцарапала!
- Ох, и глупые мы
были с тобой!
- Ох, глупые!
Милуша со страхом и
удивлением послушала их и подалась ближе к деду Завиду.
Тот, замыкая шествие,
рассказывал идущим рядом детям о самом злобном на свете звере - ласке. Он
видывал его в Ростове Северском, откуда и пришел в эти места вместе с войском
молодого тогда еще князя Владимира Мономаха.
- Сама – чуть поболе
ладони, если не считать хвоста! Много ли ей для прокорма надо? – даже плюнув от
негодования на землю, говорил он. - А как попадет в курятник, то не успокоится,
покуда всем курам до единой головы не прокусит! Ничего живого после себя не
оставляет! И откуда в ней только такая злость?
Заметив Славку, дед
Завид оставил его быть замыкающим, а сам направился в голову вереницы -
показывать путь.
- При чем тут ласка?
Почему все прощаются? – недоумевая, спросила женщин Милуша. – И вообще, что
случилось?
Худая, болезненная, с
жалостью осмотрела ее, ребенка и сказала:
- Ой, милая! На нас
ведь сейчас сам хан Белдуз идет!
- Ну и что? -
продолжала недоумевать Милуша.
- А то, что
после себя он в живых никого не оставляет! Ни старого, ни малого! Поэтому и
прозвали его в народе ханом Лаской! – пояснила высокая, статная.
- Вот
горе-то… - послышалось с другой стороны. – Последний раз сюда он лет семь
назад, как наведывался! Тогда только те и спаслись, что в отлучке были. Да еще
вон – Славко!
- Его матушка
в печке спрятала! – шепнула Милуше худая женщина, и та крепче прижала к себе
сына. - Если б их дом подожгли, и его бы, считай, не было!
- А
матушка-то его - первой красавицей в округе была! – принялась причитать
статная.
- И батюшка
как за нее вступился! Один, с охотничьим ножом на половца за нее пошел! На
части ведь изрубили его, окаянные! Да еще и копьями искололи!..
- А матушку – босую,
по снегу – в полон увели…
-
Ну, нет…
Славко внезапно сжал
кулаки и бросился назад к веси.
- Стой, ты куда? –
только и успела крикнул ему вслед Милуша.
- Я только туда и
обратно! – обернувшись, успокоил ее Славко, но издали, из-за снежной пелены
метели, донеслось его затихающее: