- А куда ты
засапожный нож дел? – желая уличить его в выдумке, неожиданно спросил Онфим.
- Да не нож то
был, а обычный половецкий кинжал! – честно сказал Славко. – Я так его назвал,
потому что, по нашему обычаю за голенищем держал. В Степи достал. Чтоб Белдуза
потом убить. А показать его вам не могу. Потому что оставил в том же шатре.
Ведь, если бы тогда его у меня нашли, то не разговаривать бы мне сейчас с вами!
А, коли не верите, то шишку могу показать! Вот, смотрите!
Славко стянул
с головы колпак и дал пошупать, действительно, огромную твердую шишку.
- Может,
ударился обо что? – предположил Онфим.
- Ага! О твою
наковальню! – усмехнулся Славко.
- А может,
тебя все же копытом? – не унимался и Милушин муж.
- Да разве бы
от копыта такая большая была? – даже обиделся Славко. Он хотел добавить к рассказу,
что до Степи еще спас сына кузнеца, но, решив, что это будет не скромно, да и
всё равно Милуша сама ему скажет, буркнул: - Доброгнев, дай Бог ему здоровья,
руку приложил. Если он по добру так бьет, то что же бывает, когда во гневе?!
Он зябко
поежился, а Милушин муж только недовольно покачал головой:
- Вечно с
тобой всякие небывальщины, Славко, случаются! Но засапожный нож я тебе, так уж
и быть, подарю!
С этими
словами он прямо на ходу нагнулся, вытащил из-за голенища прекрасно выкованный
нож и протянул отроку:
- На!
- Что? –
принимая подарок, покраснел тот от удовольствия. - Поумнел?
- Да нет, и
после такой шишки не скоро, видать, еще поумнеешь, - усмехнулся богатырь. – Но
то, что повзрослел за тот месяц, что я тебя не видел – это точно! – он
покосился на сияющего, с любопытством озирающегося по сторонам Славку и
проворчал: - Жаль только, цепочку я разрубил! Поздно ты мне про то, что Белдуз
тебя на ней держал, рассказал!
- Это еще
почему? – нахмурился Славко.
- А потому что
сам посадил бы тебя сейчас на нее, чтоб не сбежал! И вы, ребята, поглядывайте
за ним, ведь это же – Славко!
2
-
Ну-ка, ну-ка, посмотрим! – улыбнулся Мономах.
Но, как ни
приглядывали могучие пешцы за Славкой, он все же вскоре сбежал от них.
Надоело ему
идти пешком, вслед за бежавшим врагом. Хотелось видеть, как можно больше. И,
забравшись на одного из половецких коней, которые, в великом множестве,
оставшись без всадников, носились по полю, под гневные окрики богатырей, он
бросился нагонять далеко ушедшую вперед, битву.
Накинув простой
русский плащ, он был и возле дружинников, и неподалеку от отбивавшихся
половцев, и даже на пригорке, где поставили походный шатер для самого Мономаха!
Только здесь
он пришел в себя, и то, от знакомого голоса, точнее, от двух радостных криков,
которые слились в один: