Малец, выполнив
первое поручение, даже не передохнув, бросился выполнять другое. Вскоре он
превратился в точку, а после и вовсе исчез из виду.
Вслед за ним
двинулись и остальные.
Смерть старого
человека – естественная вещь. Оставшиеся старушки с женщинами коротко
всплакнули. И дальше шли, уже радуясь, потому что и не чаяли увидеть этот
обратный путь.
Дед Завид, задетый за
молодые струнки памяти словами Онфима, на ходу рассказывал, как воевал в
отрядах нескольких князей, но больше всего - про Мономаха.
- Владимир
Всеволодович мог бы сейчас и великим князем быть! – убежденно говорил он. – Да
не захотел нарушать завет, данный Ярославом Мудрым передавать главный стол не
от отца сыну, а старшему в роде. Уступил Киев Святополку. И правильно сделал.
Иначе, вся Русь стала бы тогда Нежатиной Нивой.
В который раз поведав
про битву, в которой сошлись в страшной схватке сразу несколько князей, и двое
из них смертно легли на поле боя, а сам он потерял руку, дед Завид продолжал:
- Мономах всегда
знает, что делает. Боже, упаси ослушаться его когда! Ведь он, дай, Бог, памяти,
стал князем, когда был чуть старше Славки и вот уже лет сорок, как князь. И
кровь в нем особая – с одной стороны, Рюриковичей, а с другой - византийских
императоров!
- Дед, а что ты сам
все время делаешь то, за что нас ругаешь? – вдруг с лукавинкой спросила статная
женщина, подталкивая локтем худую.
- Что именно? –
вскинул на нее лохматую бровь дед Завид.
- А вот – «дай
Бог памяти», «Боже упаси» - божишься! Ты ведь сам говоришь – это грех!
- Правильно,
грех поминать имя Божие всуе. Но я совсем не божусь, глупая! Вот-те крест!
- А что же сейчас
ты тогда делаешь? – поддерживая подругу, усмехнулась худая.
- Ох, верно
люди говорят – кого Бог хочет наказать, того в первую очередь обделяет разумом!
– покачал головой дед Завид и значительно поднял указательный палец. - Я на
самом деле к Богу так обращаюсь. И если хочешь знать, этим тоже Мономаху
обязан! Однажды услышал его разговор, прислушался и понял - уж, коль он, князь,
все время молится и каждую мысль Богу вверяет, то каково же тогда быть мне,
простому смертному?!
Дед Завид принялся и
дальше говорить о Мономахе, о том, что всегда было туго на Руси, потому что до
половцев были торки, до них печенеги, а там сказывают – какие-то скифы… Но
теперь его слушали только старавшиеся не отставать от него старушки да малыши.
Милуша всем своим
существом уже была в полуверсте отсюда, куда еще предстояло дойти, и ничего не
слышала, не видела вокруг.