- Кого
потеряла, – похолодел Славко, - мужа?!
- Какого мужа
– сыночка! Добрынюшку!..
- Как? Где?!
- В поле!
Лиса его съела…
- Какое поле? Какая
лиса?!
И только тут до
Славки дошло. Только сейчас его осенило.
Он метнулся в
дверь и сразу вернулся с поднятым прямо из люльки Милушиным сыном.
- Да вот же он - твой
Добрынюшка!
- Сынок! – только и
охнула, оседая на снег, Милуша. – Живой…
- Живой! – загомонили
все вокруг.
- Живее не бывает! -
подтвердил Славко, высоко поднимая над собой хлопавшего глазами спросонья
малыша. – Было дело, лиса, и правда, уже собиралась загрызть его, да я ее -
ножом! И все тут! А его – сюда…
Милуша – и откуда
только силы взялись – резво вскочила на ноги и бросилась к сыну.
- Да что ж ты его на
ветру голым держишь?! - закричала она, выхватывая из рук Славки сына и пряча
себе под шубу.
- Эка, когда нашла
беспокоиться, что простынет! - только и крякнул дед Завид.
- Сыночек мой!
Добрынюшка! – плача, принялась восклицать Милуша, а потом, со словами:
«Отмолил, отмолил, дедушка!» - стала обнимать и целовать деда Завида, сына,
наконец, Славку.
Тот даже немного
обиделся, что она начала не с него. Ведь это он, а не кто-то другой вернул ей
целым и невредимым сына!
Ты это, Милуш… -
виновато пробормотал он. – Я там у тебя всю клюкву забрал. И еще – пряник мы
ваш с Добрынюшкой, съели…
- Какая клюква, какой
пряник? – ничего не понимая, уставилась на него Милуша.
- Пряник Онфим от
мужа твоего в гостинец привез, – принялся объяснять Славко. - А клюква – это я
чтоб кровь из нее сделать…
Дед Завид громко
крякнул, услышав про кровь, но, решив не портить праздник ни себе, ни людям,
только махнул рукой и отправился в ближайшую рощу – за конем.
Славко после его
ухода почувствовал себя настоящим героем.
Милуша с сыном
убежала к себе домой, а он принялся рассказывать охающим на каждом его слове,
старухам и женщинам, о том, что было с ним после того, как он ушел на реку
проверять верши.
Малец и все остальные
дети смотрели на него с немым восторгом, как на богатыря Илью из Мурома,
который после ратных трудов стал монахом и недавно почил в Лавре стольного
града Киева, и как на живущего еще боярина Мономаха – Ставра Гордятича, о
котором уже поют былины калики перехожие…
Увлекаясь, Славко,
как мог, приукрашивал свой рассказ.
Налим у него
стал огромным, в три аршина сомом, который пытался утащить его в прорубь, и
только после долгой подводной борьбы, ему удалось вытащить его обратно на лед.