- Цыц! – как никогда
грозно, прикрикнул на них дед Завид. – Идите и делайте, как я велел, пока она
сама туда не дошла!
Женщины испуганно
закивали, и, догнав продолжавшую с плачем и рыданиями идти Милушу, вдруг
подхватили ее под руки и повели в сторону…
8
И только тут до
Славки дошло. Только сейчас его осенило.
Понурые, словно с
кладбища, после похорон самого дорогого человека, возвращались люди в Осиновку.
Трех человек не
досчитались из двадцати. Бывало, что счет оказывался и, наоборот, – из двадцати
возвращалось всего трое. Но тут все было, как-то не так… Может, потому, что и набега-то
не было?..
Старушка - ладно, она
отжила свое и пошла, по заверению деда Завида, как гонимая от безбожных
язычников, прямо к Богу.
Но – Славко… И не
успевший даже надышаться земным воздухом малыш, словно в насмешку названный
богатырским именем – Добрыня…
Люди шли и
плакали.
На Милушу
страшно было смотреть. Уронив руки, она бессильно болталась в объятьях ведущих
ее женщин.
Ох, и любили,
оказывается, все тут Славку! И Милушу тоже любили.
- Ну и что, что
бедовый был? – только и слышалось кругом. – Что с того, что озоровал?
- Зато добрый!
- Мне однажды, когда
умирали с голоду, зайца на порог кинул. Стукнул в дверь и бежать. Выхожу, а на
пороге – его следы…
- Сиротой рос…
- А Милуша бедная,
сама теперь, как осиротела…
- Как мужу-то
своему скажет, что не уберегла сына?
Дед Завид шел, низко
опустив голову, и сокрушался:
- Я ведь за каждую
душу в ответе здесь! Господи, что я теперь скажу Тебе? Какой ответ дам на
Страшном Твоем Суде?..
Увидев возвращающихся
домой жителей, Тиун встретил их громким радостным лаем.
Дверь дома Милуши тут
же распахнулась, и из нее вдруг высунулся… Славко.
- Цыц! Окаянный… - накинулся
он было на Тиуна и осекся, увидев застывших перед ним людей. – Как… вы?!
- Ты?! – в один голос
выдохнула толпа.
- Живые!
- Живой!!
Дед Завид потянул с
себя шапку и стал креститься прямо на небо:
- Слава Тебе,
Господи! Хоть за одну душу, да все меньше отвечать придется! Жив! Жив!! –
бормотал он, пытаясь протиснуться сквозь кольцо людей, обнимавших
растерявшегося Славку и через головы погрозил ему кулаком. – Но все равно
запорю… убью ослушника!
- Хоть ты жив… -
прижимая Славку к себе, чуть слышно прошептала Милуша и вдруг заголосила: - А я
своего – потеряла-а-а!