А пока было хреново — стрелки, прикрываясь согнанными в кучу мирными жителями, подошли к самой кромке воды и лупили почти что в упор. Автоматов у них не было, хоть в этом нам повезло — скорее всего, нарезное оружие и хранилось здесь, на дебаркадере. Но если еще немного протянем, то станет совсем кисло — подойдут нехорошие ребята с крупнокалиберными пулеметами с городских стен и принесут с собой медный таз, которым и накроемся на фиг. М-да… как-то не хочется брать грех на душу. Но нужно…
Переворачиваюсь на спину и вытаскиваю последнюю гранату. Прости, господи! «Эфка» летит на берег, до которого не больше десяти метров, и падает в гуще толпы. Извините, ребята, ничего личного. Несколько коротких очередей сразу после взрыва заставили всех еще стоящих упасть на песок, и я метнулся к Андрею.
— Дай сюда! — Пулемет бьет по видимым как на ладони людям. Уже не разбираю, вооружен кто-нибудь или безоружен. — Еще магазин!
Сын толкает ко мне два автоматных рожка, смотанных между собой изолентой. Ладно еще, что это не «Семьдесят четвертый», пришлось бы хуже.
— Все… — И тут же исчезает, рыбкой нырнув в ближайшее выбитое окно.
Шесть очередей… у меня шесть очередей. Потом перевернуть магазин и еще шесть… мало. Где-то наверху зазвенело и осыпалось стекло.
— Ложись!
Давно уже лежу, вдавившись мордой в мокрый от утренней росы чугун кнехта. Вслед за криком на берег подряд летят три гранаты. И заработал второй пулемет. Живем… да, мы еще поживем!
А сейчас наш толкач, уже наш, стоял на якоре чуть выше Дзержинска. Сначала похоронили девчушку, найденную мертвой, — похоронили на берегу, попеременно копая могилу лопатой с пожарного щита. И поставили крест, безымянный крест из срубленной тут же березки. Негодина со свитой просто выбросили за борт — собаке не только собачья смерть, но и посмертие.
В кают-компанию заходить не хотелось, потому расположились на камбузе, приводя себя в порядок. Это означало, что попытались напиться, чтоб хоть так забыть расстрелянных в Павлово людей. Не получилось. Потом зашил Андрею щеку, благо кое-какой опыт имелся. Не совсем криво, и ладно, а шрамы украшают мужчину. Я со своей рожей чуть-чуть не дотягиваю до эталона красоты. И сегодня добавили прямо поверх старых.
— Вроде все. — Сын бросил пинцет в банку. — Ну как?
Покрутил головой. Вроде бы ничего, большинство дробинок задержал воротник, остальные, пролетевшие сквозь колечки и пробившие подкладку, ослабли настолько, что едва вошли под кожу. С рукой хуже — от локтя и выше она представляла сплошную рану, свинцовые шарики из которой пришлось вырезать ножом. «Ничо, чо!» — как говорил когда-то знакомый журналист из славного города Кирова. Ерунда, до свадьбы заживет, не до моей, естественно.