Ликторы погибли, и я видел, как на меня кинулись десятки рабов с криком: «Легат! Легат!»
Мой конь рухнул на землю. Мне удалось удержаться на ногах, держа врага на расстоянии, но рабы не боялись смерти. Место тех, что я убивал, тотчас же занимали новые.
Рогатина вонзилась мне в плечо, и я почувствовал, как теплая кровь потекла под броней по моей груди.
Я отступил. Центурионы и солдаты бросились назад. Удар меча пробил мои доспехи, и я упал.
Час смерти пробил.
Я увидел огромную тень, загородившую небо.
Надо мной стоял конь. Склонившись к его шее, Спартак направил на меня копье.
— Я во второй раз оставляю тебе жизнь, — крикнул Спартак. — Помни о клятве!
Он оттолкнул рабов, которые готовились убить меня.
Один из них метнул копье, я почувствовал, как оно вонзилось мне в шею. Я успел увидеть, как Спартак сразил этого человека мечом.
Я почувствовал, как меня подняли и понесли. Я узнал голоса центурионов.
Крики и звон оружия смолкли, и небо надо мной исчезло.
— Я видел, как Спартак во второй раз спас жизнь легата, — сказал Курий.
Он говорил медленно, приглушенным голосом, наклонившись вперед, будто готовый с минуты на минуту упасть, так велики были его уныние и усталость.
Я много раз протягивал руку к его плечу, но он противился, не давая мне даже дотронуться до него, словно подчеркивая недоверие, а может быть, презрение, с которым он ко мне относился.
Однако именно я подобрал его и спрятал в одной из хижин поместья того самого Гая Фуска Салинатора, о котором он мне рассказывал.
— Я узнал этого легата, — продолжал он, — это его я поймал на плато, ему Спартак помог бежать вместе с тобой, Посидионом и Аполлонией. Ему он оказал свое доверие, это стало совершенно ясно тогда, в ущельях Бруттия! Когда один из нас собрался убить его, Спартак снова спас его, не дав броситься в погоню за центурионами!
Он гневно смотрел на меня, выдвинув подбородок вперед, его глаза метали молнии.
— Спартак зарубил того, кто метнул копье в легата! А ты живешь, Иаир, у этого легата с Посидионом и Аполлонией, а Спартак мертв, и многие наши тоже. Выжившим, а их несколько тысяч, Красс уже приготовил казнь. Я знаю, я видел.
— Расскажи мне, — попросил я.
Я, Иаир, присутствовал при возвращении легата. Он лежал на повозке. На его бедрах виднелись глубокие раны, плечо было рассечено, горло перерезано.
За долгий переход от ущелий Бруттия до поместья он потерял так много крови, что у него не было сил даже открыть глаза. Солдаты положили его на стол посреди таблинума,[8] будто речь шла уже о трупе, которому осталось только воздать последние почести.