Он повторил, что убьет любого, кто попытается разжечь костер, потому что единственное, чего боятся римляне, — это неожиданности. Если появиться там, где нас ждут, на той же дороге, по которой идут они, то можно сразу бросать оружие и вставать на колени.
— Пускай тот, кто не желает идти со мной, уходит! — добавил он.
Никто не пошевелился. Тогда он указал на лес: они проведут несколько дней там, потом направятся к северу и неожиданно нападут на римлян.
— Челюсти Рима, — повторил Иаир, глядя на костры.
— Мы уйдем завтра, прежде чем они успеют захлопнуться, — ответил Спартак.
— Шесть легионов! — продолжал Иаир.
— Два консула, два претора! — добавил Курий.
— Трибун VII легиона Сабиний, а вместе с ним Публий Вариний, — добавил Посидион. — Рим никогда не смирится с тем, что кто-то не подчиняется его законам. Рим будет убивать каждого, кто бросит ему вызов или хоть раз победит его. Ты же много раз делал это, Спартак. Перебежчики из римских легионов сказали, что консулы получили от Сената приказ уничтожить всех, кто следует за тобой, и каждого, кто знает о твоем существовании и о том, что ты убил двух преторов и легата. Они боятся, что люди начнут думать, будто можно жить и без Рима, избавиться от его власти и законов. Они не оставят нас в живых.
Из леса вышла Аполлония.
— Рим хочет, чтобы люди забыли, а боги хотят, чтобы люди помнили, — сказала она, указывая на силуэт, мелькнувший за деревьями. На свет вышел высокий человек, которого она взяла за руку и подвела к Спартаку.
Это был Тадикс.
Он положил руки на плечи Спартака, которого был выше на голову, и показал свои раны: длинный шрам, рассекавший грудь от живота до горла, кровоподтеки на бедрах. На месте левого глаза зияла дыра.
— Ты знаешь, нас было двадцать тысяч, — сказал он. — Эномай пал одним из первых. Крикс указал на гору Гаргано, и мы поспешили на ее склоны, к вершине. Крикс говорил, что эта гора станет нашим вторым Везувием. Он сказал, что нужно сделать то, что когда-то сделал ты. Те, кто был тогда с тобой, торопились взобраться на гору, искали узкое ущелье, в которое можно было бы проскользнуть.
Тадикс тяжело опустил руки.
— Большинство погибли, так и не добравшись до вершины. Я видел, что Крикс боролся как галл, держа меч двумя руками. Когда копье пронзило ему бедро, он продолжал сражаться даже на коленях. Один против десяти, двадцати римлян. Они отрубили ему руки и голову. Я — это все, что осталось от двадцатитысячной армии, которая, уходя, прошла мимо тебя. Ты помнишь их лица, Спартак? Я подбежал к обрыву и прыгнул, желая умереть. Но море не захотело забрать меня, и я поплыл по течению, добрался до берега и вышел на сушу. Повсюду я видел тела, от которых волки отгоняли огромных птиц. Я направился на север и ушел из долины, пройдя по гребням гор. В этом лесу я встретил Аполлонию. А где она, там и ты.