— Как же не понять, — негромко сказал Вальд, довольно-таки хладнокровно глядя в пространство. — Захочется им, чтоб подцепили — наверное, нас известят?
Он перевел взгляд на Эскуратова.
Тот дружелюбно фыркнул, красиво руками развел — да что вы, ребята, говорил жест, разве здесь могут быть проблемы…
— О’кей, — ухмыльнулся кожаный, — живите…
Он выпрямился.
Анжелика встала и томно произнесла:
— До свидания, мальчики…
Как в кино, встали все остальные. Двое пошли к выходу — кожаный и Анжелика за ним.
— Уф! — облегченно сказал Эскуратов.
Трое посмотрели друг на друга и рассмеялись — нервно, негромко, так, что уходящие уже не могли их услышать. Сладким, заслуженным призом были десять секунд этого общего смеха, когда они — предприниматели — ощущали себя единым целым против враждебной им стихии насилия, страха и хаоса.
— Вот и ладно, — сказал Эскуратов, отсмеявшись и тоже вытерев лоб, вспотевший от всего происшедшего. — Это надо отметить… По чуть-чуть, а? Официант! За начало переговоров.
— Переговоров по существу, — не удержался Вальд.
— О, да. Не дожидаясь никакого кофе.
* * *
Выбросив из головы нелепый, ярмарочный воздушный шар, отогнав его от себя, как назойливую муху, Филипп опять потащил своих дам в переплетение узких переулочков. Они походили туда-сюда и остановились перед маленькой церковью, какой-то уже по счету.
— Смотри, — сказала Зайка, — Санто-Томе.
— «Похороны графа Оргаса», — отозвался он.
— Зайдем?
— Конечно.
Вход в церковь стоил по триста песет с каждого — вообще-то дороговато за одну-единственную картину… но зато за какую!.. Здесь, в отличие от остального Толедо, было много людей; они толпились рядами, ожидая своей очереди приблизиться; и, хотя время стояния перед шедевром не было специально ограничено, простое приличие не позволяло слишком долго занимать там кусок довольно-таки неширокого пространства. А ему хотелось стоять еще и еще, чтобы в охотку рассмотреть эти загадочные, значительные узкие лица, и небесный сонм, и самого графа, ставшего поводом для столь большого собрания — все то, что он много раз видел в альбомах и что, конечно же, совсем по-другому виделось в подлиннике. «Вообще-то в Эль Греко не так уж и много испанского духа, — негромко сказал кто-то рядом по-русски. — Скажем так, не во всем. Грек есть грек… Но это — очень, очень испанское». Филипп опомнился; он понял слова, но смысл — вряд ли; он поискал глазами говорящего, но не нашел; зато увидел Зайку и Сашеньку, которые стояли позади людей и, заметив, что он наконец оглянулся, замахали руками, чтобы привлечь его внимание.