— Богохульствуешь, — предположил Филипп.
— Miserere mei, Deus, — пробормотал Вальд. — Я тебе не говорил? Вчера наконец принесли рекомендации консультантов по банку.
— Ты смотрел?
— До поздней ночи, — как бы вспомнив об этом, Вальд сладко зевнул. — Короче, жопа.
— У нас так и нет нормального финдиректора.
— Любишь ты все переложить на других… То тебе дизайнер, то финдиректор…
— Да, — сказал Филипп, — я люблю, чтобы работой занимались профессионалы.
— В таком случае я, как управленец-любитель и деквалифицированный инженер, должен сдать дела и пойти в подмастерья к Гонсалесу.
— Он тебя не возьмет, — хмыкнул Филипп.
— Ну, если бы ты замолвил словечко…
— Ты думаешь, я бы замолвил?
— А то нет. Остановка за малым: кому сдать дела? Они предлагают вдуть в банк полтора миллиона.
— Хм.
— Вот тебе и хм. Якобы тогда все оживет.
— То есть, мы должны показать, что у нас есть эти полтора миллиона.
— Не знаю. Может, оформить это как западный кредит, депозит… я еще с Х. не советовался.
— Раз ты уже думаешь о том, как это оформить, — заметил Филипп, — значит, в тебе зреет решение.
— Это от безнадеги, — уныло сказал Вальд. — Кстати, если выкатить деньги, то это здание фактически перейдет в нашу собственность; сейчас оно в залоге у банка.
— Ага! — саркастически воскликнул Филипп. — Вот, значит, почему ты хочешь набить кабинет завитушками!
— Ну, давай как-нибудь сговоримся, — миролюбиво предложил Вальд. — Ну пожалуйста, Фил… о чем спорим! смешно, ей-Богу… Душа не лежит к этим холодным пространствам — можешь понять? Я буду среди них ощущать себя червем, инородным элементом… никакой творческой активности не проявлю.
— Ну, что с тобой делать? — воскликнул Филипп с досадой и, как бы подыскивая аргументы для собственного успокоения, уже более мягким тоном продолжал: — Отказать тебе я не могу; тем самым я подавил бы твою индивидуальность… а эта манера душевно заставлять собеседника сделать то, чего он не хочет, может, и есть твое самое сильное деловое качество. Только не говори мне, — добавил он недовольно, — что таков промысл Божий; это был бы уже перебор.
— Спасибо тебе от души, партнер, — широко улыбнулся Вальд, — я как чувствовал, что ты согласишься.
— Вальд, — сказал Филипп грозно, — молчи.
* * *
Вероятно, и впрямь было что-то общее между такими на первый взгляд разными и вовсе не знакомыми друг с другом людьми, как адвокат Корней и князь Георгий, потому что последний очень быстро привязался к Марине всей душой и позволял ей значительно больше того, что следовало бы по регламенту.
Конечно же, приходили к нему и низкие мысли, искусительные стократ ввиду некоторых особенностей положения — как-то, девственности Марии и объединяющей их двоих великой миссии, — но он гнал эти мысли прочь от себя как недостойные его должности и чина. В молодости изрядный баловник и повеса, князь Георгий теперь не тратил на женщин ни времени, ни внимания; дело всецело поглощало его. Разумеется, он помнил, как, испытывая Марию при их первой очной встрече, коротко приласкал ее женские органы. Он сделал это умело — пальцы сами сделали движение, некогда сводящее женщин с ума, — но даже тогда он не вожделел (хотя в силу самой сути испытания, приступая к нему, он не был еще уверен в Марии и поэтому мог относиться к ней как к любой иной женщине, годной на то, чтобы соблазнять и быть соблазненной); единственной целью использования им своего опыта было обмануть ее орган, заставить его сладко расслабиться, сделаться скользким, податливым и таким образом открыть то, что могло остаться не замеченным всеми предшествующими испытателями.