Он явно почувствовал облегчение и понимающе кивнул, что обострило любопытство Клариссы.
— Хотя меня не оставляют сомнения, — продолжила она, глядя на то место, где линия рисунка была смазана, — не сделала ли я или не сказала что-нибудь неподобающее?
Джеймс сложил на груди руки и сел на край стола.
— Откуда такие мысли?
— У меня было плохое настроение.
— В самом деле? — осведомился Джеймс, глядя в окно на зеленые просторы кенвудского парка.
— Вы прекрасно знаете, что это так. Иначе почему бы я выпила столько бренди? — оборонялась Кларисса, ногтем процарапывая рисунок. — Я была сердита на мистера Беннетта за его безрассудное желание любой ценой угодить дочери. И за маму, оказавшуюся в опасности.
— Так что, вы ничего не помните, что было вечером? — спросил Джеймс ровным тоном, с беспокойством глядя на изуродованный рисунок.
— Ничего.
Он спрыгнул со стола и пошел к двери.
— Кларисса, вы не сделали и не сказали ничего, что могло бы изменить исход нашего целенаправленного пребывания здесь. Сказанное под влиянием винных паров было не чем иным, как заблуждением наших переутомленных мозгов.
Кларисса с облегчением вздохнула, хотя что-то в его словах насторожило ее.
— И еще — надеюсь, это немного успокоит вас, — добавил Джеймс, оборачиваясь к ней и вынимая из кармана письмо.
Она сразу же узнала почерк матери, и с души как будто упал камень.
— Спасибо. — Она не скрывала радости.
Джеймс кивнул и собрался выйти.
— Джеймс, насчет следующего раза… — Она замолчала, ожидая, когда он посмотрит на нее.
Он остановился у самой двери и обернулся:
— Да?
— Смело снимайте с меня брюки. Я обещаю не ставить вам это в вину.
Он ничего не сказал, только улыбнулся, шагнул в холл и беззвучно закрыл за собой тяжелую дверь.
Полночь давно миновала. Джеймс лежал, закинув руки за голову, и вслушивался в окружающую тишину.
«Смело снимайте с меня брюки».
Он повернулся на правый бок и, уронив голову на прохладную ткань, стукнул Кулаком по подушке. Эти слова весь день преследовали его. Кларисса произнесла их как бы в шутку, но для Джеймса… ну, это было больше, чем шуткой.
Он обманул ее ожидания в их первую ночь в Кенвуде, потому что хотел ее. Хотел больше, чем всегда за последнее время. Если бы он был настойчив, они снова стали бы любовниками, не как Сен-Мишель и Люсьен, но как Кларисса и Джеймс.
Джеймс снова стукнул по подушке и сложил руки на голой груди, ощущение мягких дорогих простынь действовало на него угнетающе. Ему не следовало бы удивляться возвращению его чувств к Клариссе. В конце концов, если бы она поверила ему, поняла, что он должен был честно высказать свое мнение о предполагаемой неверности ее отца, они скорее всего были бы вместе, были бы мужем и женой.