От леса, на опушке которого стоял сарай, сбегала в лощину пашня. Когда стало светать, Сергей увидел в лощине сад, за голыми деревьями — постройки фермы.
По тропке от фермы девушка гнала к лесу коров. Пританцовывала в тяжелых деревянных сабо, озорно щелкала бичом. Около нее кружила громадная собака-волкодав.
Сергей растормошил друга:
— Рискнем, Алешка. Кликну девчонку. — Приоткрыл дверь сарая, свистнул.
Девушка остановилась. Волкодав напружинился, зарычал.
— Не бойся. Подойди. Нам нужна помощь, — сказал по-французски Алексей.
Она подтянула за поводок собаку и нерешительно приблизилась к сараю. Увидела их — и отпрянула. Истощенные, заросшие, в полосатых изодранных куртках, они были страшны.
— Не бойся.
— Кто вы?
— Из лагеря... Русские.
— Русские? — Ее глаза в изумлении округлились. — Смирно, Бержер!
— Помоги. Еду... — Челюсти Андрея свела судорога. — Мы давно не ели. И я болен.
Девушка уже без страха смотрела на незнакомцев.
— Настоящие русские? Я принесу, не уходите!
И помчалась вниз по тропинке, наперегонки с собакой, — черные косицы, деревянные сабо, пестрое платье.
Скоро она вернулась. Принесла в корзинке сыр, колбасу, яйца, хлеб, бутыль вина.
— Когда стемнеет, спускайтесь к ферме — отец встретит.
Ночью они подкрались к ферме. Бержер учуял, залаял.
— Ну, Алеха... Пан или пропал!.. Без помощи все равно нам хана...
Скрипнула дверь. Выбежала девчонка. Протянула, как бы нащупывая, руки. Повела в дом. Навстречу им поднялись крестьянин и женщина.
— Папа, мама! Вот они, настоящие русские!
Алексей сделал шаг в комнату, в обжитое тепло, и повис на руках друга: потерял сознание.
Хозяева помогли оттащить его на чердак, на сено. Крестьянин раздел его, стащил рубища, обмыл, общупал. Что-то бормотал. Сергей конечно же не понял ни слова.
С каждым часом Алексею становилось все хуже. Девушка принесла миску с кусками льда, лоскуты, начала делать примочки. Больной метался, бредил.
Из оконца Сергей увидел с чердака, как крестьянин запряг дрожки, отворил ворота. Куда он?..
Уже затемно вернулся. С фермером — еще четверо. Один — с чемоданчиком. И по виду — доктор. Хоть и молод, а важен. Осмотрел Алексея. Что-то сказал. Сергей разобрал только одно слово: «Пневмония».
Незнакомцы уехали. Когда друг очнулся, Сергей наклонился над ним, зашептал:
— Приезжали какие-то... Один — вроде бы доктор — сказал: пневмония. Значит, воспаление легких.
Фермер поднялся на чердак, принес ампулы и шприц. Неумело сделал укол.
— Дайте я сам, — забрал у него инструмент и склянки Сергей. Товарищ снова был в забытьи.
Через несколько дней температура у Алексея спала. Девчонка — ее звали Сюзанна — все свободные часы проводила на сеновале. Делала компрессы, кормила. Даже приноровилась управляться со шприцем — колола, вся дрожа от страха и сострадания. Теперь лейтенант мог подолгу разговаривать с нею. Она беспечно напевала, шаловливая, ребячливая, порывистая. А то вдруг начинала разыгрывать из себя строгую сестру милосердия. Временами ее лицо становилось взрослым.