Но сейчас это не помешало Обрагону почувствовать досаду: команданте мешал ему работать, а капитан не любил, когда ему мешают.
Он повернулся к арестованному, попытался связать оборванную нить разговора:
— Итак, где именно вы должны были встретиться?
Карлос переводил взгляд с команданте на Обрагона и молчал.
— Где именно? — нетерпеливо повторил капитан.
— Не знаю, ничего не знаю! — воскликнул Наварра. — Я же сказал: встреча у Кордоны была случайной.
— А как дела у мистера Кордоны? — не вытерпел команданте.
— Так себе...
— Представляю! С такой компанией и такими перспективами!.. — Он брезгливо поморщился. — Зато первый. Президент совета «червей». Звучит, а?
— Возможно, он в чем-то ошибается. Но он — патриот, — хмуро отозвался арестованный.
— И притом пламенный, — кивнул команданте. — После победы революции он намекал нам, что не прочь принять на себя пост президента республики. Нет ни малейшего сомнения — если бы этот господин был назначен на пост президента, он бы тут же провозгласил себя марксистом, коммунистом.
— Ни за что!
— Ну, мы-то знаем его лучше. Больше всего на свете он любит быть на первом плане. За пост президента он заложил бы душу хоть дьяволу. Но, увы, ему не предложили пост президента. Тогда он быстренько разочаровался в революции и коммунизме и поспешил дезертировать в Соединенные Штаты. Пламенный патриот!
— Не верю! — упрямо ответил Карлос.
Команданте встал, подошел к нему, наклонился и посмотрел в лицо:
— Ну а ты на какой бы должности сторговался? Прокурора верховного суда? Или министра культуры?
Наварра выдержал взгляд, только глубже вдавился в кресло.
— Нет, не уязвленное самолюбие заставило меня...
— А что же? — Команданте смотрел все так же в упор.
— Ты знаешь меня с университета. Мы вместе выходили на демонстрации против Батисты. Два года я воевал бок о бок с тобой. Но я не знал в Сьерра-Маэстре, как далеко вы собираетесь зайти.
— А до какого переулка собирался идти ты?
— Я боролся за свободу Кубы, — с достоинством ответил Карлос.
— Ты один? — Команданте распрямился. Теперь он смотрел на Наварру сверху вниз. — Какое самопожертвование! А за что же боролись все остальные? А наш лозунг: «Свобода или смерть!»?
— Значит, одно и то же слово мы понимаем по-разному, — устало проговорил Карлос. — Сейчас ты считаешь, что завоевал свободу. Но скольких кубинцев ты лишил свободы?
— От чьего имени ты говоришь? — Команданте отошел к дальней стене. Казалось, он хотел издали разглядеть своего собеседника. — Неужели ты забыл, в каком положении была Куба, когда революция победила? Что было в стране, кроме слез, кроме нищеты и боли? Как жили бедняки нашей страны?