Мануэль пригладил свою курчавую бороду:
— Ее заслужить надо. Это теперь такая мода: каждый сопляк отпускает... Дохлому льву любой-то на хвост наступит.
— Конечно, несправедливо, — насмешливо улыбнулась она. — Нужно бы на бороды специальные мандаты выдавать: у такого-то подлинно революционная борода, а у такого-то — контрреволюционная.
— Издеваетесь? — насторожился шофер.
— Шучу, — вздохнула она. Тряхнула головой: — Давайте лучше станцуем. Ча-ча-ча!
Варрон открыл глаза:
— Что? Что?
— Ничего, — успокоил шофер. — Сеньорита расшумелась.
— Иначе с таким кавалером заснешь. — Бланка прикрыла ладонью зевок. — Спать как хочется!
Редактор поднялся с кресла, потер затекшие колени:
— Пойди, компаньерита, кофе попей. Я выпил — сна ни в одном глазу.
«Хороший старик, — подумала Бланка. — Чудно́й...»
В вестибюль спустилась кабина лифта. Из нее вышел писатель Альдо. Бланке он напоминал Паганеля из детской книжки — сухопарый, длинный, близорукий. Писатель работал на радиостанции внештатно. Но проводил в редакции круглые сутки, и никто не знал, когда он отдыхает и спит. Старый, одинокий. Полиглот и ценитель изысканной литературы. С Бланкой он любил говорить о поэзии — причем уважительно, как с равной. Даже знал ее стихи, и они нравились ему. Сейчас, выйдя из ярко освещенной кабины, он с минуту постоял, привыкая к темноте, потом сделал неверный шаг к милисианос:
— Спокойного вам дежурства, друзья! — Сипло, как старый курильщик, прокашлялся: — Кофейня Грациэллы еще открыта?
— До рассвета, как всегда, — отозвался Мануэль.
— Можно составить вам компанию, сеньор Альдо? — подошла к нему Бланка.
— С удовольствием, коллега, — галантно раскланялся старик.
Девушка повернулась к шоферу:
— Разрешите, командир?
— Разрешаю.
Они пошли к кофейне. Писатель сухими пальцами придерживал ее за локоть.
— Почему вы так поздно? — спросила она. — Почему вы всегда так много работаете?
Альдо вздохнул:
— Не люблю стерильную тишину. Мне лучше пишется, когда вокруг голоса, обрывки музыки, люди...
Бланка то ли слышала от кого-то, то ли читала в газетах: Альдо при Батисте провел несколько лет в тюрьме на острове Пинос, а его сына, студента, убили во время демонстрации против диктатора. Застрелили на университетской лестнице. Одинокий сухопарый писатель — бедный Паганель!..
— А о чем вы сейчас пишете, если не секрет?
— Разрабатываю один сюжет... — задумчиво сказал писатель. — Мне подарил его участник разгрома интервентов на Плайя-Хирон, студент.
Они остановились у кофейни.
— Буэнас ночес, Грациэлла! — приветствовал Альдо девушку.
— Салуд, камарадо писатель, — ответила она и поставила перед ним чашечку кофе и стакан воды. «Ишь, друзья...» — подумала Бланка.