— Какая? — удивился Андрей.
— Еще до института — в девятом, нет, в восьмом классе, когда увлеклась Испанией и испанским, самой моей большой мечтой стало — увидеть Толедо. Знаете, одни ребята мечтают — летчиками там или с парашютом прыгать, другие — с челюскинцами по Северному морскому пути... Я тоже, конечно, обо всем этом мечтала. Но больше всего — о Толедо.
— Чего вдруг? Почему не о Мадриде?
— Нет, именно о Толедо. Его называют короной Испании и всего мира. Называли... Когда он был столицей страны. В этом городе каждая улочка — сказка или легенда. Во-он там, видите, левее — башня на скале? Это башня Родриго, последнего короля вестготов. С этой башни Родриго увидел дочь графа Юлиана красавицу Флоринду — она купалась под навесом скалы, эта скала называется Баньо де ла Кава... Флоринда стала возлюбленной короля. Но ее отец, чтобы отомстить за бесчестье дочери, призвал войска мавров из Северной Африки, они разгромили полки Родриго, захватили Толедо и всю Испанию, и испанцам пришлось воевать почти восемьсот лет, чтобы освободить от мавров страну.
— Ничего себе! Цена любви...
— А вон тот мост Алькантара построен еще римлянами. На этом мосту стояли и Сервантес, и Лопе де Вега, и Эль Греко... Если бы я побывала в Толедо, я бы узнала каждую улочку, — Она замолкла, усмехнулась: — Лисица и виноград.
Толедо чуть слышно звенел за рекой огромной пилой с выкрошенными зубьями. Или это звенела вода в Тахо?.. Сейчас ни с той, ни с другой стороны не стреляли. Как-то будет здесь завтра?..
Со свистом взмыла в зенит ракета. Огненное тело ее прочертило яркий след, и вспыхнуло зеленое солнце, затмив луну, озарив мост. Тень его высоких арок упала на Тахо. «Алькантар», — повторил про себя Андрей. И подумал: только бы не получил он задания взорвать этот древний мост.
Продолжая наблюдать за свечением теряющей накал, будто зябко съеживающейся в небе от холода ракеты, он спросил, сам почувствовав, как неведомые холодные пальцы сдавливают его сердце:
— Хозефа, как ты... Что ты знаешь о Росарио?
— Все, — ответила она.
Она сказала это таким тоном, что ему показалось: ее голос — те самые ледяные пальцы, заморозившие дыхание.
— Все? — с трудом переспросил он, усмехнулся: — Так уж и все!
— Да. Потому что я его жена, — тихо сказала она.
И Андрей понял, что с самого начала разговора, а может быть, и еще раньше, в тот вечер, когда лейтенант рассказывал о побеге, а Лена смотрела на него, он догадался об этом. Но все равно сейчас он с возмущением воскликнул:
— Ты? Ты же — советская! Комсомолка!
Как тогда, в командирской комнате, она тряхнула волосами и посмотрела ему в глаза: