Она только наполовину поняла его, но в страстном желании быть ему приятной она запомнила имя поэта и дала себе слово по приезде в Лондон достать его стихи и прочесть. Она серьезно посмотрела на него и сказала:
— Звучит хорошо. Вы могли бы прочесть мне еще?
Он поднял брови и погладил Фрисби по голове.
— Смогу ли я вспомнить… Моя оксфордская учеба… Я любил тогда Йитса, а эти стихи у него из лучших.
Мин сидела не сводя с него глаз. Он читал ей наизусть, глядя на далекую реку, и ей казалось, что нет ничего красивее его голоса, читавшего эти изящные строки:
…Когда б на мне одежды были
Из золотого света в небесах,
Из тьмы и полумрака и из света
Сработанные, можно б постелить
Их мне у ног твоих.
Но в бедности своей лишь грезы
Могу я положить к твоим ногам.
Ступай же осторожно: ты идешь
По сотканному из моих мечтаний
Ковру…
Густой, низкий голос умолк. Мин перевела дыхание. Сердце ее учащенно билось. Она прошептала:
— Это было совершенно великолепно!
Но для Джулиана импульс процитировать любимого поэта и вспомнить студенческую романтику уже прошел. Он засмеялся и сказал:
— Да, Йитс обладает очарованием, как никто. Но все же я снова советую вам выбирать, перед кем расстилать ковер своих мечтаний.
Мин хотела было еще о чем-то спросить, как вдруг они услышали, что кто-то приехал на машине. Джулиан выглянул в окно.
— О! У вас гости! — воскликнула Мин. — Я лучше пойду наверх. Я думаю, мне пора вернуться в постель. Доктор говорил, что мне нельзя еще вставать надолго и… — Она замолчала, посмотрев на Джулиана. Его лицо выражало удивление и беспокойство. Затем она увидела худого длинноволосого юношу, который открывал дверцу машины женщине… высокой, элегантной, в прекрасном сером костюме и красивой шляпке с белыми цветами. Мин немедленно узнала в ней женщину с портрета.
— Ну и чудеса! — сказал Джулиан. — Именно сегодня я удостоился визита моей жены!
Со странным чувством Джулиан, выйдя в холл, наблюдал, как Джексон отпирает парадную дверь, чтобы впустить его жену и, как он мрачно отметил, одного из ее «мальчиков». Какая-то недобрая ирония была в том, что она приехала как раз тогда, когда они говорили с Мин о ней.
Не было времени раздумывать, что она скажет о Мин, но, кажется, опасения последней не лишены оснований.
Клодия вошла. Она двигалась гордо, хотя прибавила в весе за последние два года и была совсем не той стройной, элегантной девушкой на картине французского художника. Она была в отличном макияже. Только в спальне, где он теперь очень редко видел ее, заметно было, что ее лицо подурнело, стало одутловатым, а кожа — сальной. Она подошла к Джулиану и в своей развязной манере бросила ему плащ, который висел у нее на руке, и тут же сняла шляпку.