Он сел на кровать и начал стаскивать сапоги.
Она ударила его. Стукнула по широкой загорелой спине. Он даже не вздрогнул. Не возмутился и не дал ей сдачи. Просто уронил сапог и взглянул на нее через плечо.
— Я не знаю, как убедить тебя доверять мне, — сказал он. — Я говорил тебе, что есть способы сократить риск зачатия, но если ты мне не веришь, что еще я могу сделать?
Ей хотелось броситься ему на шею и сказать: «Да, да, я верю тебе! Люби меня. Я хочу детей, наших детей».
Вместо этого она заплакала. И снова ударила его — просто потому, что так легче было выразить свое отчаяние из-за того, что она чувствует и не знает, как это объяснить.
Второй сапог стукнулся о пол. Она отодвинулась в дальний конец кровати. Он схватил ее за руку и повернул к себе, но лицо его не было ни сердитым, ни хмурым.
— Дай мне эту ночь. Дай мне нашу брачную ночь. Вероятность зачать ребенка в одну ночь очень мала. Рискни, Джослин.
— Мне надоело рисковать! — закричала Джослин, высвободив руку. — Это я останусь одна с ребенком, не ты! Почему у меня не может быть уверенности в будущем, для разнообразия? Спокойствия. Чтобы не бояться каждую минуту, что завтра меня могут выбросить из моего дома? Ты хоть представляешь, сколько раз наши сундуки выставлялись за дверь? Четыре! — крикнула она. — Четыре раза меня выгоняли из дома. За шесть лет!
— Очень хорошо. — Ее властный, несносный, невозможно красивый муж повернулся и, взяв ее за запястья, толкнул назад, на усыпанную розовыми лепестками подушку. — Вот теперь ты честна.
Она тщетно боролась — больше от отчаяния и гнева, чем из страха, что он может сделать то, чего она не хочет.
Она замужем за благородным джентльменом. Ей хотелось плакать, она разрывалась между желанием любить и обожать его и потребностью быть осмотрительной.
— Ты завтра можешь умереть! — прокричала она.
— Ты тоже, — возразил он с раздражающей логикой. — Все мы когда-нибудь умрем: Разве это причина для того, чтобы перестать жить сейчас?
— Ты чертовски рассудителен! Это ужасно!
Она попыталась резко сесть в надежде лишить его равновесия и оттолкнуть.
Блейк схватил ее за руки и перекатился на спину, потянув ее за собой, так что ее взгляд уперся прямо в его упрямую челюсть. Может, Блейк и благородный, но он самый упрямый мужчина на свете. Капитуляция не в его натуре. А ей его никак не одолеть, тем более что она почти голая.
— Одна ночь, — настаивал он, — и я не сделаю ничего, от чего бывают дети.
Она гневно посмотрела на него.
— Как такое возможно?
— Один способ я тебе уже показывал. Доверься мне.